Ты ни на миг не бываешь один.
Даже там, где это было б естественно.
Я не говорю о том, что сходить с приятелем за генеральскую линейку, на опушку помочиться под дубом (или сосной, как это было в чернобыле) — это праздник души. Это… ну не знаю… как, наверное, выпить где-нибудь в Париже чашечку кофе, глядя с приятелем на обтекающую столики на тротуаре разноцветную, пеструю толпу… Это элегия, вершины общения человека с человеком и природой…
И не говорю о том, что утром, после подъема, взводы строятся у палаток и строем следуют отправить накопившиеся за ночь естественные надобности к отхожему месту — по команде «Вольно! Разойдись!»… (Правда, в чернобыле этого не было — грубое нарушение Устава внутренней службы Вооруженных сил Советского Союза.)
И, к слову, это не так глупо, как кажется. Коллективное «мочение», как мало что еще, способствует «боевому слаживанию подразделения» (это военный термин), сидение на очке в коллективе себе подобных Homo sapiens воспитывает крепость характера, устойчивость психики и (это я без шуток! прочувствовал на собственном опыте) чувство слияния с массой: «и я», так сказать, «этой силы частица»[28].
А представьте себе командира, срущего в присутствии своих подчиненных — тоже, естественно, срущих? Или идущих с или на это дело мимо очка, на котором тужится их командир…
А командир — вижу перед собой картинку как живую — командир нашего разведбата сидит себе над очком, как и все его подчиненные, газетку «Советский воин» почитывает, перед тем как помять и задницу ею подтереть. Ничто его не колышет, сразу видно — настоящий солдат.
Я всегда ломал голову, проходя утром к свободному очку (чем дальше от входа, тем спокойнее), — как его приветствовать? По Уставу? «Здравия желаю!»? Глупо. Не приветствовать вообще? Неловко… Короче, получалось что-то вроде штатского «Доброе утро», на которое он отрывал взгляд от передовицы в уже промятом «Советском воине» и отечески кивал, приветствуя глазами.
Он был командир настоящий и толковый.
А вот после него прислали — ни рыба ни мясо, рыхлый какой-то — и телом, и, как оказалось, душой. И как командир — никакой. И в сортире вверенного ему нашего подразделения я его никогда не видел; ходил, наверно, в штаб бригады, чтоб «делать это» с равными по званию…
Ну да ладно, это я все не для того затеял, чтоб зубы поскалить, а для того, чтоб статистическую базу под свои выводы подвести.
Объясняю:
Сортир наш был — в чистом песчаном поле построенный сарай: длинный, обитый толью. Крыша двускатная, тоже толь. Вход (дверей никаких!) один, зато широкий, как ворота. Внутри по центру — ряд колонн из светлой обтесанной сосны (на них на вбитых гвоздях — свежие газеты). По обе стороны от колонн в деревянном настиле — два ряда дыр… Все просто.
