- Знаем, знаем - старый конь, который не портит борозды, но, увы, глубоко не пашет.
- Ага - не глубоко! - вскинулась Инга. - Глубже некуда. Все мне там разворотил... И всю меня залил. Надо же, из тебя хлестало, как из лопнувшей водопроводной трубы! Уж накопил, так накопи-и-ил. Можно подумать, ты с Рождества не имел женщины...
- С Покрова, с Покрова дня прошлого года. Или позапрошлого. Точно не вспомню.
- Бедненький. Ну ничего, мы наверстаем упущенное. У нас еще вся ночь впереди. (Георг усмехнулся.) Надеюсь, что это, - она постучала по столу, был только аперитив?
- Об чем речь! Само собой, моя радость, - похвастался Георг, впрочем, не без основания. Сегодня он чувствовал небывалое вдохновение. Вот что значит, молодая любовница!
- Зер гут! - резюмировала Инга, нахватавшаяся в Бадене немецких словечек. - Тогда будем пить кофе. Достань новые чашки, а я схожу в ванную... Пусти меня, "мой конь ретивый".
- Рад стар-р-раться, Ваше Величество! - верноподданнически вытаращив глаза, заорал Георг.
- О! Меня уже короновали, - засмеялась Инга, - тогда я приму душ.
- Погоди-ка, что это у тебя на плече? - спросил гость, взяв хозяйку за руку и внимательно рассматривая маленькое коричневое пятно, похожее на трилистник. - Какое интересное у тебя родимое пятно... Словно клеймо фирмы "Адидас"? - Он засмеялся было, но резко оборвал себя, поняв, что оплошал.
- Я не знаю, откуда оно у меня появилось. Раньше его не было. Я обнаружила его, когда загорала на пляже. Думала, просто обожгла на солнце, ан нет... цветочек этот остался... Как лилия у Миледи... С тех пор мой изверг меня так и называет... а меня это ужасно бесит.
- Еще раз прости меня, я не знал, - повинился Георг. - Но, в общем-то, это ведь не смертельно. Подумаешь, родимое пятно! Бывает хуже...
- ... но реже! - засмеялись они, уткнувшись лбами и носами друг в друга.
Она убежала в ванную, а Георг выключил чайник, во всю кипевший, так, что прекрасный заморский кафель на стене обливался слезами. Потом он сходил в туалет, оборвал приличную портянку пипи-факса и привел себя в порядок. Полюбовался на стерильной чистоты финский унитаз, подумал и застолбил его. После этого вернулся в кухню, вымыл руки с мылом и протер стол тряпкой, смоченной в горячей воде. Как преступник, уничтожающий следы своего присутствия на месте преступления.
Больше делать было нечего, и он, закурив сигарету, подошел к незашторенному окну. Сеял мелкий, как через сито, дождичек. Город погружен был в кромешный мрак. Только в соседнем доме напротив, этажом выше, ярко горел свет в одном окне, очевидно тоже на кухне. И там, тоже у окна, стояла женщина, лет тридцати. Дом был близко, и Георг отлично ее видел. Женщина какое-то время смотрела на Георга, потом, очевидно смутившись, сделала вид, будто высматривает кого-то внизу на земле. Но кто там мог быть - в мокрых кустах, глухой ночью.
