Ярко, грубо, мрачно, в диких криках предстает следующий эпизод: концерт Летова в ДК Бронетанковых войск. Бетонная мрачная коробка окружена слоями милиции и ОМОНа. Я прибыл на концерт на час раньше, но Летов был уже там, заперся с музыкантами в гримерке. А мои нацболы как раз вешали высоко над сценой огромное наше полотнище: 2x4 метра. Красное, с белым кругом и черным серпом и молотом, ныне запрещенное. Я протиснулся в гримерную. Там нервничали и заливали нервы водкой из горла. Егор был просто невыносим. Гримерная была наполнена, помимо музыкантов, большей частью некрасивыми, но острыми, как бритвенные лезвия, девушками. Я поговорил с ними по-человечески, не на жаргоне и без тени насмешки. Они, я увидел, сразу потеплели. Одна сказала мне:
- Как тебе, Эдуард, удается так классно выглядеть, и живота у тебя нет. - Она вздохнула. - У Егора вон живот наметился.
- Не может быть, - возразил я. Но понаблюдал за Летовым, менявшим места и позы в гримерной. Действительно, под черной teeshort «Гражданской
обороны» у Летова в каких-то разах проглядывала выпуклость на брюхе.
- Пьет, - сказала мне мужеподобная девица в кожанке. - Много, - и вздохнула. - Ты бы, Эдуард, посоветовал Егору спортом заняться. Он тебя послушает, он тебя уважает.
Со временем я вспомнил мои русские знания о русских людях, притупившиеся за двадцать лет отсутствия среди них. Я вспомнил, что даже самые талантливые, да и гении среди них, все равно русские. Егор оборудовал себе в квартире своего отца комнату, превратил ее в студию записи, обил стены войлоком. За исключением поездок на гастроли, вся его жизнь протекала там, в четырех стенах. В последний год жизни он сумел купить себе отдельную от отца, члена КПРФ, квартиру на окраине Омска, но и там он продолжил тот же нездоровый образ жизни. От чего он и умер в возрасте сорока четырех лет. У него был твердый разум сухого старовера и начетчика, как я уже упоминал. Например, политические пристрастия последних пятнадцати лет его жизни были твердо красными. Вначале они такими не были, но я в тот период его жизни до тридцати его лет, его не знал. Я думаю, он нащупал свои настоящие, унаследованные от природы и от родителей, красные политические взгляды только годам к тридцати. Собственно, большинство ищущих граждан находят свои истинные политические взгляды именно в этом возрасте.
- Больше красного, Эдуард, - просил он меня, когда речь зашла о необходимости сформулировать программу Партии.
