Мысли же Ламарка о происхождении человека вообще вызвали у Ляйелля пренебрежительную насмешку. Он назвал их «грезами тех, кто воображает, будто орангутан может превратиться в человеческую расу».
Книга Ляйелля оказала большое влияние на Дарвина, он неоднократно говорил об этом. Молодому натуралисту, несомненно, очень повезло, что Ляйелль стал как бы его умным и опытным научным спутником в путешествии. Выдающийся геолог на живых, конкретных примерах учил его наблюдать и мыслить смело, широко, самостоятельно. В сочетании с тем свежим, непредубежденным взглядом, каким смотрел вокруг Дарвин, это дало блистательные результаты.
Ляйелль разбил наголову Кювье - и Дарвин, проверив его доводы собственными наблюдениями, с ним согласился. Но как он отнесся тогда к размышлениям Ляйелля об изменчивости видов, к тем фактам, которые тот, ссылаясь на Ламарка, приводил во втором томе своего труда, мы, к сожалению, не знаем. Никаких записей по этому поводу Дарвин в рабочих дневниках и записных книжках не сделал. Хотя и второй том «Основ геологии» читал очень внимательно: привез книгу домой совершенно истрепанной.
Дарвин уже больше доверял собственным глазам, чем чужим теориям. А сама природа во время путешествия на каждом шагу настойчиво раскрывала перед ним бесконечное разнообразие и удивительную приспособленность самых различных живых организмов к тем природным условиям, в каких они обитали.
Она выглядит порой прямо-таки чудесной. Попробуйте заметить перепелку или жаворонка, пока они сидят неподвижно в траве, или белого медведя на фоне полярных льдов, львицу среди песков пустыни. И кто же, как не бог, мог наградить тигра полосатой шкурой, такой удобной для охоты в джунглях?
Эта приспособленность и выдавалась за главное доказательство планомерной и целеустремленной деятельности божественного Творца. В самом деле, кто же еще мог создать организмы столь совершенными? Загадка была трудной. Ее разрешит впервые Дарвин, но еще не скоро.
Неугомонный Ламарк собрал множество любопытнейших фактов. Они свидетельствовали об изменчивости видов. Но правильно объяснить их Ламарк не смог. Начал фантазировать - и только испортил дело, по иронии судьбы не ускорил, как надеялся, признания ее другими учеными, а, наоборот, задержал. Это стало его трагедией.
Растения и животные, считал Ламарк, меняются прямо под воздействием внешней среды. Если какой-то орган у животного используется особенно часто, он увеличивается в силе и размерах. Вот почему у всех жирафов длинные шеи: им приходится из века в век тянуться за ветками высоких деревьев. А если каким-либо органом перестать пользоваться совеем, он отомрет. Все просто и ясно.
