Подоспело рождество. Все матросы на радости загуляли - и некому было поднимать паруса. Даже часовым у трапа пришлось поставить мичмана. И от четвертой попытки «Бигля» выйти в море пришлось отказаться! («Все наше бесконечное пребывание в Портсмуте было в высшей степени удачно, ибо я думаю, что никто никогда не был лучше снаряжен для путешествия, сборов и наблюдений в разных отраслях естественной истории...»)
Только 27 декабря 1831 года - с пятой попытки! - началось по-настоящему историческое плаванье, Великое Приключение, определившее всю жизнь Чарлза Дарвина.
Всю первую неделю он жестоко страдал от качки. («Беда в том, что у меня оказался желудок сухопутного происхождения...»)
Дарвина очень растрогало, как однажды, зайдя его проведать, капитан собственноручно наладил поудобнее гамак, выбраться из которого у Чарлза не нашлось сил даже для того, чтобы полюбоваться на горные вершины острова Мадейра, гордо вздымавшиеся из океана. Неужели так будет все время их долгого плаванья? - с ужасом думал он.
Но и волнение наконец утихло. Дарвин воспрянул духом, все время проводил на палубе и жадно всматривался в даль, нетерпеливо ожидая, когда появится следующий остров на их пути - Тенериф. Уж тут-то он непременно отправится на берег, чтобы начать замечательные исследования, которым суждено поразить мир. Разве не ради этого он отправился в путь и терпит такие муки?!
Тенериф с красивыми белыми домиками, прилепившимися к склонам гор, величаво поднялся из волн океана. Но на берег жаждущего открытий натуралиста не пустили, как, впрочем, и никого из команды. Подплывшие на лодке таможенные чиновники объявили: по слухам, в Европе начинается эпидемия холеры, и «Бигль» должен двенадцать дней простоять на рейде в карантине, дабы доказать, что не везет с собой опасной болезни.
«Горе! горе!» - записал Дарвин в дневнике. Значит, ему не удастся пройти по горным тропинкам, где ступала нога великого Гумбольдта? Он не увидит воспетое им драконово дерево? Какое несчастье!
Фиц-Рой показал свой вспыльчивый и нетерпеливый нрав. Никаких карантинов! Капитан приказал поднять все паруса, и «Бигль» поспешил к островам Зеленого Мыса, чтобы опередить зловещие слухи о холере.
С жалостью смотрел неудачливый исследователь на исчезавшие в дымке вершины Тенерифа, В этот утренний час, озаренные лучами восходящего солнца, увенчанные нежно-розовыми перистыми облаками, они были особенно красивы. («То был первый из тех многих восхитительных дней, которых мне никогда не забыть...»)
