Воистину, жалкое зрелище! Да неужели же эта процессия во главе с Ним, сидящим верхом на старом, облезлом, еле волочащем ноги осле, и есть тот самый долгожданный въезд в Иерусалим — страстное желание всей Его жизни?
Ничего, кроме жалости и презрения, не было в моем сердце. Какой глупый и грустный фарс!
«Да, ему явно не повезло в жизни. Продлить ее хотя бы на день — значит выставить Его на посмешище глупой толпы. Цветы прекрасны, пока не увядают. Вот и надо срезать их, пока они прекрасны. Никто Его не любит так, как я. И пусть меня возненавидят люди. Он должен был умереть на целый день раньше».
Поймав себя на таких мыслях, я окончательно убедился в правильности своего ужасного решения.
Толпы людей росли с каждым мгновением. Многие постилали одежды свои по дороге, красные, синие, желтые, а другие резали пальмовые ветви и постилали по дороге, встречали Его громкими, радостными возгласами. Эти безумцы забегали вперед, шли сзади, слева, справа, стремились не отставать от Него ни на шаг, наконец, подобно гигантской волне, подхватили и понесли Его вместе с ослом, несли и в неистовстве своем распевали: «Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне! Осанна в вышних!»
Петр, Иоанн, Варфоломей, все эти глупцы, придя в экстаз от умиления, бросались друг к другу в объятия и обменивались поцелуями, смешанными со слезами. Можно было подумать, будто они уже узрели перед собой Царствие Божие, будто следовали за победоносным полководцем. Упрямец Петр сжимал в объятиях Иоанна, и слезы радости неудержимым потоком струились по его щекам. Глядя на них, я вспомнил тяжелые дни нужды, когда, забывая о лишениях, я шел вместе со всеми, проповедуя учение Отца Небесного, и веки мои потеплели.
И вот Он подъехал к храму и слез с осла. Очевидно, какая- то мысль пришла Ему в голову в это мгновение, потому что, подобрав с земли веревку и размахивая ею, как бичом, опрокинул Он столы меновщиков и скамьи продающих голубей, вывел из храма волов и овец, приведенных на продажу, и, обернувшись к собравшимся, крикнул голосом, высоким от гнева:
«Уходите отсюда все!» И учил их, говоря: «Не написано ли: „Дом Мой домом молитвы наречется", а вы сделали его вертепом разбойников».
Я не мог объяснить Его действия ничем, кроме внезапного помешательства. Иначе невозможно было понять, почему такой мягкий обычно человек ведет себя грубо, как пьяный. Остальные были поражены не меньше, все стали расспрашивать Его, пытаясь выяснить, что же случилось. А Он, все еще задыхаясь от гнева, ответил: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его». Тут даже олухи-ученики и те усомнились, понимая безрассудство Его слов, и онемели от растерянности.
