Главной заботой так называемого правительства национальной обороны была борьба против рабочего класса, против народа. Что касается национальной обороны, то глава правительства (которое присвоило себе это громкое наименование) генерал Трошю [фамилия его звучала весьма двусмысленно:Trochu -это причастие от глагола «tropchoir» (слишком низко пасть), как говорил Виктор Гюго] начал исполнение своих обязанностей с того, что назвал безумием «попытку Парижа выдержать осаду прусской армии». Но подобные заявления делались лишь в тесном кругу, ибо перед широкой публикой правительство изображало себя полным решимости защищать страну.
Министр иностранных дел так называемого правительства национальной обороны Жюль Фавр был особенно искусным мастером говорить обратное тому, что он делал.
7 сентября он распорядился расклеить афиши, в которых заявлялось:
«Враг у наших ворот. У нас только одна мысль – прогнать его с нашей территории… Мы не уступим ничего! Никогда! Ни пяди нашей земли! Ни камня наших крепостей!»
И в то же самое время этот вероломный министр пытался организовать тайное свидание с Бисмарком. Несколько дней спустя он отправил Тьера со специальной миссией за границу, чтобы облегчить правительству заключение перемирия. 19 сентября, через пятнадцать дней после создания так называемого правительства национальной обороны, когда пруссаки оказались под Парижем, Жюль Фавр встретился с Бисмарком в Ферьере (департамент Сена и Марна).
С военной точки зрения у французов была в тот момент возможность взять инициативу в свои руки, поскольку окружение Парижа еще только начиналось и было завершено значительно позднее. Но правительство не хотело вести войну против захватчиков. Им владело только одно чувство – страх перед Парижем, страх перед народом, который был исполнен патриотизма и от которого приходилось скрывать преступные переговоры, подготовлявшие измену. Это поведение было обусловлено ходом мысли, аналогичным тому, который должен был привести Базена к предательству. Соображения такого же порядка побудили старого предателя Петена стать в 1940 году гитлеровским гаулейтером. Из тех же соображений отказался сражаться в 1940 году и генерал Вейган под лживым предлогом, будто Париж находится в руках коммунистов.
Даже Морис Баррес [44] вынужден был предъявить военачальникам 1870 года страшное обвинение:
«У них была, – писал он, – только одна тактическая линия, только одна стратегическая задача: добиться того, чтобы гражданское население согласилось на капитуляцию. Их целью была не победа, а капитуляция».
