Зина сказала, что это все правильно, таи вот и надо себя вести и что вообще она уважает людей самостоятельных.
- Зиночка, слушайте, а Аркадия Левицкого вы тоже угощали коньяком? спросил я вдруг, даже не успев додумать этой внезапно мелькнувшей мысли.
- А как же, - закивала Зина, - угощала! Такой он был тоже расстроенный в тот день, прямо с лица переменился, в точности как вы вчера. Глазами ни на кого не глядит, все ему, видать, тошно... Да оно и понятно, чего уж тут? Ну, выпил он пятьдесят граммов всего, больше никак не хотел. Немножко вроде повеселел...
- Когда он заходил к вам, не помните? - спросил я.
- Да уж к самому концу дня, часа в четыре, что ли...
Так! Теперь и вовсе, наверно, не разберешься в этом деле. Вряд ли судебные медики могут так уж точно установить, выпил он спиртное в два приема, с промежутком около часа, или всего однажды. Вот разве дозу легче будет определить, тут ведь всего пятьдесят граммов, а для снотворного надо было бы...
"Работать, работать, ни о чем другом не думать, не отвлекаться!" строго приказал я себе, входя в лабораторию. Но сосредоточиться было по-прежнему трудно, и я пустил в ход такой трюк - начал оживленно беседовать не то с собой, не то с хрононамерой и пультом, бормотал вслух, комментируя свои действия,- это здорово помогает отключать все посторонние мысли.
А с нашим великолепным пультом я вообще любил словечком перекинуться. Мне почему-то всегда казалось, что он при всей своей умопомрачительной красоте слегка глуповат и нуждается в пояснениях, иначе не сможет нормально работать. "Сейчас нам с тобой знаешь, что предстоит? - спросил я его. - Предстоит нам, как это обозначено в журнале, заняться серией первой, координаты двадцать-двадцать... Ну, конечно, тебе и невдомек, что двадцать-двадцать - это расстояние в сантиметрах от верхнего правого угла камеры и что цифры эти обозначают положение, в котором следует поместить перемещаемый объект. Так вот учти - я тебе это объяснил. Эх, чуть я не забыл, ведь сначала нужно произвести контрольную проверку! Берем брусок, бормотал я, с ожесточением орудуя манипуляторами, и выводим этот многострадальный брусок на самый центр хронокамеры".
Брусок плюхнулся на подставку, я убрал манипуляторы, еще раз проверил поле и включил тумблер автоматического нарастания мощности. Пульт обиженно и сердито заморгал разноцветными лампочками и тут же затих, успокоился это он достиг расчетного напряжения. Стрелки подползли к нужным делениям и гордо застыли в сознании исполненного долга. Теперь слово за хронокамерой. "Ах ты, умница, голубушка моя!" - бормотал я, наблюдая, как за ее толстым стеклом расплывается, исчезает брусок вместе с подставной. Еще миг - ив камере стало пусто, только призрачное зеленоватое сияние медленно гасло, уползая в углы стеклянного куба.
