- Умоляю, не учи меня. Стреляя в собак, он об этом не думает. Он же депрессивный маньяк, съехавший с катушек. Убивает любимое животное, а потом терзается от стыда. Но пистолет уже разряжен. Единственный выход - таблетки.
- А почему бы ему не повеситься?
- Не давай мне умных советов. У всякого самоубийцы свое представление о смерти. Один способен только отравиться, второй - застрелиться, а третий вешается на дверной ручке. Для депрессивных маньяков универсальных методов не существует. Любой врач тебе это скажет. В том-то и штука, что за ними невозможно уследить: каждый норовит откинуть копыта на свой манер.
- Есть такие, что кончают с собой в приступе отчаяния, - этим все равно.
- Да, которые обезумели или убиты горем. Эти выпрыгивают из окон и вскрывают себе вены. У нас не тот случай. Многолетние несчастья раздавили его. И вот теперь он встретил женщину, с которой не может соединиться… Остальное тебе понятно.
- Дай еще глоток, - попросил я.
- Я тебе дам целую бутылку, только не мешай спать.
- Не хочу, чтобы ты спала, - сказал я. - Хочу с тобой трепаться. И хочу, чтобы ты ко мне повернулась.
Она повернулась, и опять я волей-неволей смотрел на ее прямой нос, и ее сильную шею, и маленький шрам.
- Про тебя написан рассказ «И эти губы, и глаза зеленые»
[1]? - спросил я.
- Я тебе сказала, куда еду. И сказала, почему там останусь. И сказала, почему смогу остаться.
Я уже захорошел. Позади у меня были три дня в больнице и тяжелый день хамсина, и сегодня я почти ничего не ел, так что теперь этот крепкий израильский коньяк как огонь тек у меня по жилам.
- Это про тебя рассказ «И эти губы, и глаза зеленые»? - повторил я. - А если про тебя, где этот человек тебя видел? Тот, который написал рассказ. Наверное, ты тогда тоже ехала в Тверию и еще не знала, надолго ли там застрянешь, да?
Она мне не ответила, а я почувствовал, что засыпаю. Я выпил больше половины бутылки, и, как уже говорил, позади у меня были три дня в больнице и день хамсина в Тель-Авиве, ну и эта моя невеста, которая в данный момент летела на самолете «Боинг-7» в Калифорнию, где собиралась меня ждать; а до того, как мы с ней познакомились, у меня было много других невест и я провел много дней в разных больницах. А перед тем была полоса голодухи и безработицы. А еще раньше - психушка; а еще раньше - тюрьма. И сейчас, катя на автобусе в Тверию через Хайфу, я подумал, что не ищу себе оправдания: нищета в этом не нуждается, человек не должен оправдываться, что нет денег на гостиницу, чашку кофе или бифштекс.
