Это были жестокие года для несчастных саксов, разобщенных междоусобицами и скудно вооруженных, чье народное ополчение действовало так же медленно, как и собиралось. Если в свое время даже небольшие отряды норвежцев владели ситуацией очень хорошо, то что могла сделать кучка саксонских вояк-любителей против превосходно организованных армий датчан? Так что неудивительно, что старомодные скоротечные набеги и поджоги деревень по всей стране уступили место систематическим походам, длящимся целое лето, и грабежам.
И все же история развивалась не столь уж однообразно. Ведь был же тот чудесный день, когда пустынные торфяники низин Суррея увидели «великое избиение язычников». Однако такие неудачи были редки, и мольбы монахов не прекращались: «От ярости норманнов избави нас, Господи!». А жестокие методы викингов вызывали столь же жестокие ответные действия по отношению к попавшим в плен заблудившимся воинам или судам. Доказательством этого, если верить традиции, служат похожие на высохшую кожу обрывки, которые до сих пор можно видеть в Суссексе прибитыми к воротам далеко не одной церкви. Как гласит предание, на них, словно труп хищной птицы, прибитая к сараю лесника, висит кожа норманнов, пойманных и освежеванных саксами.
В эти-то времена и возникает над горизонтом грандиозная фигура Рагнара Кожаные Штаны. Окутанный легендами, образ Рагнара был знаком половине всей Европы. Он исследовал Белое море, он плавал в Средиземном море, брал Париж, воевал в Англии, он был конунгом Дублина. Магия его имени такова, что ему, на самом деле, приписали деяния целых двух поколений. Однако сколь бы мы ни приукрашали романтически его свершения и смерть, Британия запомнила Рагнара по целому выводку могучих сыновей. Взгляните на родословную какого-нибудь британского вождя или короля Ирландии, жившего спустя полвека после Рагнара, и не исключено, что вы обнаружите в ней сына или внука Рагнара Кожаные Штаны.
Концом жизненного пути Рагнара было его пленение королем Нортумбрии Аэллой. Он был брошен в яму со змеями и, распевая триумфальную предсмертную песнь, умер в мучениях. «Поросята всегда хрюкают, когда знают, что случилось со старым боровом», — таковы были чуть ли не последние его слова. И поросята действительно захрюкали, когда узнали о судьбе своего отца, и не впустую. Один из сыновей так сильно сжал оказавшуюся в руке шахматную фигуру, что кровь выступила у него из-под ногтей; другой — Сигурд Змей в Глазу — был поражен настолько, что, обрезая себе ногти, остановился, только дойдя до кости; Бьярни же Железнобокий так сжал свое копье, что на древке остались отпечатки его пальцев. Самый свирепый из них — Ивар Без Костей — расспросил обо всех подробностях, но никак не отреагировал, если не считать того, что его лицо посерело от ярости, а кожа вздулась.
