— Он уже в отеле, — сообщил комиссар, — в вашем номере.
Дронго поднялся, чтобы выйти.
— Можно последний вопрос? — спросил Виммер.
— Конечно, — взглянул эксперт на старшего следователя.
— Кого вы подозреваете больше? Мужчину или женщину? Кто из них мог оказаться координатором этих двух убийств?
— Не знаю, — честно ответил Дронго, — пока у меня нет никаких оснований для подозрений. За исключением того факта, что именно эти два пассажира оказались в вагоне, в котором был убит такой известный «вор в законе». Нужно отдать должное убийцам. Убит с выдумкой и по хорошо продуманному плану. Я убежден, что у преступников обязательно был «страховочный вариант» — человек, который мог подстраховать их группу и скоординировать их усилия. Было бы слишком наивно полагаться только на мастерство бывшей вице-чемпионки по биатлону.
Виммер согласно кивнул. Комиссар хотел что-то спросить, но решил повременить. Он приказал отвезти эксперта в отель «Штайнбергер» и крепко пожал ему руку на прощание.
Дронго сел в машину на заднее сиденье и, откинувшись, закрыл глаза. Молодой водитель, тот самый, с которым они ездили в Нойенхаген, набирая скорость, помчал его в центр города. Дронго приоткрыл глаза. Берлин всегда вызывал у него какое-то ностальгическое и одновременно мистическое чувство. Он еще хорошо помнил, как двадцать лет назад здесь проходила высокая стена через весь город. Тогда она называлась государственной границей. Это был какой-то запредельный театр абсурда, когда жители одного города были разделены, и легче было проехать на другой континент, чем попасть из одной половины города в другую.
Но, с другой стороны, тогда все было проще и легче. Мир был разделен пополам. Были «свои» и «чужие». Он уже в молодости, став экспертом ООН, выступал на стороне закона и порядка, против тех, кто не признавал ни «своих», ни «чужих». Он всю жизнь боролся с разного рода нечистью, мешающей нормальным людям жить, с преступниками всех мастей, с бандитами, наркомафией, убийцами, расхитителями. Но, каждый раз попадая в Берлин, он точно знал, что его место на Восточной стороне, тогда как Западная была олицетворением чужой жизни и чужой морали. Падение стены стало одной из реалий современного мира. Но он все еще не верил собственным глазам, проходя под Бранденбургскими воротами, рядом с восстановленным рейхстагом, где уже не было никакой стены. Или обедая в «Адлоне», который был восстановлен на месте пустыря, где больше сорока лет не было ничего, ибо прежний «Адлон» был сожжен и разрушен во время штурма Советской армией этой части знаменитой улицы Унтер дер Линден.
