— Оказывается, в понедельник с утра состоится презентация, и если она сорвется, то я буду виновата.
— Крутые заявки! Ты напомнила ему о том, что он с тобой не очень-то церемонился?
— Да ладно тебе! В жизни всякое бывает…
Билл Хилл нахмурился:
— А как же освящение? Ты вот и платье новое купила, и Ювеналий, думаю, из головы у тебя не идет…
— Все так, но сначала мне надо повидать Арти. А что касается Ювеналия, следует по меньшей мере извиниться за то, что я убежала. Подумает еще, будто я испугалась.
Билл Хилл покачал головой:
— Ты видела то, что не видел почти никто из наших современников. Неужели грампластинки, которые ты должна отдать Арти, важнее?
— Я обязана отдать Арти грамзаписи, которые пойдут в тираж. Ни о каких грампластинках речь не идет! Начало церемонии в Олмонте назначено на одиннадцать. Я знаю точно, как туда добраться, и я приеду вовремя. Хочешь, давай вместе, но сначала мне надо встретиться с Арти.
— Я заеду за тобой завтра.
— Отлично.
— В десять утра.
— Замечательно. Но если я задержусь, не жди… Встретимся там.
— Встреча с Ювеналием тебя тревожит?
— Ни капельки!
— И что ты собираешься ему сказать?
— Собираюсь извиниться и спросить, могу ли я прийти и побеседовать с ним как-нибудь… Почему ты так странно смотришь на меня?
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Но с тобой что-то не так.
— А что же ты хочешь? Я как-никак общалась с алкоголиками…
Билл Хилл улыбнулся. Ему хотелось видеть Линн жизнерадостной, чтобы вместе с ней огребать миллионы.
Август Марри принял решение устроить перерыв в церемонии освящения церкви.
Такого отступления от правил требует недуг отца Нестора, объяснил он Грегу Чарницки и добавил, чтобы тот во время перерыва находился вне стен церкви и не выпускал из рук кинокамеру.
Билл Хилл ждал Линн возле ее дома до одиннадцати часов и, не дождавшись ее, поехал один. Раздраженный, он зевнул съезд с автострады на Олмонт и в результате поспел лишь к началу второй части церемонии. Билл Хилл не знал, что пропустил проповедь отца Нестора об истинной духовности латинских традиций, он считал, что самое главное еще только началось, и в некоторой степени был прав.
Он узнал Ювеналия, поначалу подумав, что тот в облачении священника, хотя он сильно смахивал на алтарного мальчика-прислужника: из-под черного одеяния выглядывали желтые слаксы и белые кроссовки. Ювеналий нес крест с распятием на самой верхушке. За ним следовали двое всамделишных алтарных мальчиков-прислужников, одиннадцати или двенадцати лет, один из них размахивал серебряным кадилом. Затем какой-то переросток, примерно одних с Ювеналием лет, в черной сутане и белом саккосе. Это был Август Марри. Следом шагал пожилой священник, с ног до головы в золотистом облачении, и окроплял окружающих святой водой из сосуда, напоминающего фонарик на батарейках. Он окропил каких-то пацанов в белых рубашках и серых нарукавных повязках, выстроившихся по обе стороны шествия и державших зажженные свечи.
