Внук единственный, любимый. Ради него в любую авантюру влезешь.
— Мне же хочется вернуть драгоценности церкви, — продолжал его зять, — или вы думаете, что я — майор ФСБ, преследую корыстные цели?
— Конечно же, — возмутился бывший вор, — я бы мог так подумать. — Тут Семен Федорович прикинулся наивным, делая вид, что верит в слова зятя, — на твое счастье, что я тебя знаю, Геннадии, как самого себя. Ты не отличаешься корыстью, иначе давно бы завяз в коррупции. Да и ты, как мне память не изменяет, — тут Щукин улыбнулся, — человек чести. Ты уж скорее с себя последнюю рубашку снимешь, чем что-то возьмешь. Эх, было бы больше таких служителей фемиды как ты, — тут бывший вор вздохнул, — мир был бы совсем другим. Ты меня, так, скажем — спас. Из омута вытянул.
Последнее Семен Федорович сказал, скорее всего, чтобы польстить родственнику. Если не единственная дочь — в гробу он его видел бы.
Несколько лет назад, еще до знакомства с будущим зятем, был Семен Федорович — профессиональным вором. Его — так ни разу бы и не взяли, если бы не обыкновенная случайность.
Надо было угораздить. Елена, его родная дочь, она тогда институт заканчивала, (будь оно не ладное) влюбилась. Голову от страсти потеряла. Молодого человека звали — Гена Заварзин. Был он на пару лет старше его дочери, и считался женихом перспективным. Семену Федоровичу он не приглянулся, но после уговоров единственного чада, согласие дал. Эх, знал бы тогда, чем обернется — подумал. Заварзин, во-первых, был потомственный чекист, а во-вторых, почему-то именно он занимался его делом. Однажды, будучи в гостях у Щукина, Заварзин приметил у того одну антикварную вещичку. Находилась она в розыске. Долго тогда Геннадий не мог вспомнить, где ее уже видел. Озарение пришло ночью. На следующий день перелистал дело, что вел.
Вот и тогда сидели они (точно также на кухне малометражной квартиры) и разговаривали. Хотя, правильнее сказать, Геннадий отчитывал Щукина, как ребенка. Семен Федорович слушал, кивал. А в голове только одна мысль — бежать. Да, вот только какой смысл. От себя не убежишь. Неожиданно для Заварзина, Щукин не выдержал и заплакал. Взрослый мужик — и ревел. Семен Федорович вдруг подумал о дочке. Как же она в глаза людей будет смотреть? От них не утаить, что ее отец — вор.
— Об этом раньше нужно было думать, — проговорил Геннадий, — помните ведь пословицу: "Сколько веревочке не виться, а конец будет".
Щукин кивнул.
— Может мне с повинной прийти. Или уехать куда? Ведь узнают в ФСБ, что твой тесть вор — выгонят из органов.
