Помню один вечер, уже спустя много времени после исчезновения Мадзини, – вечер, когда мы с Анной Корет впервые вошли в его комнату. Букинистка была в рабочем халате и в косынке, словно для защиты от пыльных туч. Но осевших за эти месяцы пылинок хватило только, чтобы на столешнице да на шкафу проступили отпечатки ладони. Анна Корет открыла окно. Мягко и упруго, будто через дамбу, холодный ветер хлынул через подоконник, и где-то с таким грохотом хлопнула дверь, что вдова каменотеса, сидевшая в конце коридора за своим обычным делом, на миг остолбенела – стрекот вязальной машины прервался. Анна Корет вынула из ящика никелированный столовый прибор, задвинула ящик, потом запаковала посуду, в том числе и чайницу, в газету и уложила в картонную коробку. Через час-другой комната опустела. Когда сворачивали ковер, из шерстинок посыпалась соль. Светло-красное пятно исчезло, как земляной отпечаток на снежном коме, который катят по зимней лужайке. К тому времени я уже так изучил дневники Мадзини, что через это красное винное пятно перенесся на льдину: Мадзини писал о белых медведях, по которым с вертолета стреляли обездвиживающими ампулами.
Неподражаемым, почти грациозным движением звери выпрямляются, поднимают морды, принюхиваются. Вертолет подлетает ближе, а затем происходит нечто, происходящее в Арктике крайне редко: медведи бросаются наутек, трусят прочь, набирая скорость, и вот уже бегут, пружинисто и мощно. Перепрыгивают широкие трещины в льдинах, переплывают разводья, неожиданно и резко меняют направление. Но вертолет теперь прямо над ними, стрелки палят обездвижкой, и бег оборачивается неуклюжим ковылянием. А потом они лежат на льду, поодаль друг от друга. Их трое. Из пасти у каждого вырывают по зубу. Лужица крови возле морды впитывается в лед. Специальной цангой к уху каждого прикрепляют металлическую метку, тонкая красная струйка сбегает по шкуре, на которую вдобавок наносят спреем большой яркий знак. Это поможет разобраться в медвежьих миграциях, чья протяженность составляет многие сотни километров. Кровавое пятно, быстро прорастающее ледяными кристаллами, блекнет.
(И это пятно тоже связано с воспоминанием: в ходе своей экспедиции команда «Тегетхофа» уложила из ружей системы «Лефошё» и верндлевских карабинов шестьдесят семь белых медведей. Туши расчленяли топорами и ледовыми пилами, всегда по одной и той же схеме: мозги – офицерам, язык – экспедиционному врачу Кепешу, сердце – штирийцу-коку Орашу, кровь – цинготным больным, вырезка и окорока – на общий стол, головизна, хребет и ребра – ездовым собакам, печень – на выброс.) Кристаллики соли, рассыпанные на гладком паркете, больше ни о чем не напоминали. Когда мы уходили, вдова каменотеса по-прежнему сидела за вязальной машиной и не глядя взяла купюры, протянутые Анной Корет. Время было позднее. К ночи пошел снег.
