Какой он был дипломат и политик — на этот счет есть высказывания разных политических деятелей мира. От его сотрудников, старых мидовцев, я узнал, что еще Ленин хотел поставить Молотова во главе Наркомата иностранных дел и что Чичерин предложил его кандидатуру на этот пост Сталину.
«После революции германской политикой у нас занимались Ленин, Сталин и Чичерин, а потом — Сталин и Молотов, — говорил чрезвычайный и полномочный посол В. С. Семенов. — Они любили молодежь, и в МИДе много молодых работало».
Не знаю, каким он был на фронте внешней политики, но, конечно, не колотил ботинком по столу в Организации Объединенных Наций. Каким он был во внутригосударственной деятельности — написано немало. Одни считают его послушным исполнителем воли Сталина, преступником, другие — «молотобойцем революции».
Каким бы он ни был, он стал свидетелем и участником важнейших событий XX столетия. А свидетельства таких людей всегда интересны и важны, хоть времена и меняются.
Писатель Федор Абрамов несколько раз просил меня сводить его к Молотову. Я не смог уговорить Вячеслава Михайловича — он не любил принимать новых людей, — к кому привык, с теми и общался. Хотя иной раз, «под настроение», удавалось притащить к нему даже ярых оппонентов — знающих, подготовленных, ненавидящих Сталина и его окружение. Молотов обычно три-четыре часа отвечал на все вопросы, победить его в споре никому не удавалось, хотя каждый оставался при своем мнении.
А Федор Абрамов все-таки проник на дачу в Жуковке и спросил у Молотова: «Вы верите в коммунизм?»
Для Вячеслава Михайловича такого вопроса не существовало. Мне кажется, в этом ключ к пониманию его мировоззрения. Он не просто верил, не только верил, он был неколебимо убежден и делал то, что, по его мнению, должно было приблизить эту цель. Каждое событие он примерял к борьбе за коммунизм.
Когда я спросил у него: «Что главное в Ленине?» — он ответил: «Целеустремленность». И добавил: «У Ленина в каждой работе — подкоп под империализм».
В принципиальности ему не откажешь, и то, что он говорил, — не просто слова пытающегомя оправдаться «неисправимого сталиниста». Нет, это твердое убеждение. Да и никаких попыток оправдаться я за все эти годы в нем не заметил. Он был человеком идеи. Имел свое твердое мнение по любому вопросу и всегда отстаивал его до конца. Он не понимал, как человека можно сломать, если тот в чем-то убежден. Шел на все, когда считал, что это нужно партии, делу рабочего класса. В разные периоды он сам не раз рисковал жизнью, не щадя прежде всего себя. Чего стоит только его полет в Лондон и Вашингтон в 1942 году над оккупированной немцами территорией!
