Я жду вас всегда с интересом | страница 79



— Ну, я пошел, — сказал я. — Все. Хватит. Я пошел.

— Да сиди ты, сиди, — удерживал меня Митрофан когтями за рукав.

— Нет, хватит, — повторял я. — Все. Ну, кружечку еще… И баста. И конец. Все, все…

— Сиди ты! — хрипел Митрофан.

Я сидел.

И обстановка вокруг теперь мне уже не казалась странной и необыкновенной. Только изредка насупленный Кокоша меня настораживал, и я давал ему понять, что, в случае чего, могу его и кружкой садануть. Он дергался. Косил глаза. Пробормотал:

— Ну, погоди…

— Уберите этого пингвина отсюда, — сказал я, — клянусь, совершенно за себя не ручаюсь.

— Давай бить посуду о его голову, — предложил Митрофан.

Кокоша раздраженно, переваливаясь с боку на бок, отправился к своим собратьям. Буркнул:

— Погоди.

Я не выдержал и запустил в него рыбьей головой.

Митрофан захохотал.

Хозяева сказали:

— Ну, Петр Петрович, мы этого от вас не ожидали, простите за откровенность.

— Ах да, что же это я в чужом доме кидаюсь рыбьими головами, пардон, мерси, не имею обыкновения… никак не имел права… извините, извините… извините… не сочтите.

Я долго извинялся.

Целый час я прощался и тряс руки хозяевам в коридоре.

Исчез в лабиринте и тряс там руки Кокоше и трем попугаям.

И снова я на лестничной площадке.

Как хорошо-то! Светло. Нету штор. Лабиринта. И совершенно нормальный кот шмыгнул за кошкой.

И пиво пей в ларьке на доброе здоровье, без говорящих какаду.

Мы беспокоимся за папу в 2000 году

Папа пошел выпить пива на Марс и что-то там задержался. В это время случилось несчастье. Пес Тузик съел небо, которое постирала мама и вывесила сушиться на гвоздь. Пес Тузик надулся, как детский шарик, и захотел улететь. Но он не смог этого сделать, потому что не было неба.

— Как же вернется наш папа, — сказала мама, — раз неба нет?..

— Действительно, как он вернется? — сказал я.

— Ха-ха-ха-ха! — сказал папа в дверях. — Ха-ха-ха!

— Какой дорогой вернулся ты? — удивилась мама.

— Ха-ха-ха! — сказал папа. — Я пьяный, я не знаю, какой дорогой.

Скачки в горах



«Скачки в горах»

Один решил, что он композитор. Он не знал даже нот, никогда ни на чем не играл и вообще о музыке не имел понятия.

Он садился возле окна и отстукивал по стеклу мелодии. Но тотчас же их забывал.

Одну мелодию он запомнил, назвав ее «Скачки в горах».

Он напевал ее ежеминутно, был о ней очень высокого мнения и ею гордился.

Он стал отыскивать тех, кто знал ноты, и просил ее записать. Но никто не хотел его слушать, и все смеялись.

«Они завидуют мне», — думал он.