Машина остановилась у ворот одного из особняков, я расплатился и вышел.
Огляделся.
«Если бы ты меня слушался, жил бы в таком месте!»
«Да не хочу я тут жить! — возразил я Хайше. — Как тут вообще можно жить?! Да это место похоже на лагерь строгого режима!»
На первый взгляд еще могло показаться, что я попал в какой-нибудь маленький европейский городок — чистая, хорошо заасфальтированная улица, свежий воздух, зелень вокруг (точнее, о присутствии зелени оставалось только догадываться). Собственно, на этом «первый взгляд» и заканчивался. Высоченные глухие заборы разрушали европейскую иллюзию, полностью скрывая жизнь местных обитателей. Только хозяин одного-единственного особняка — соседнего с тем, в который приехал я, — нарушил этот архитектурный дресс-код. Вместо сплошного забора его дом окружала кованая решетка, сквозь которую можно было рассмотреть английский парк. Но и решетка была частой, высокой и заканчивалась острыми навершиями. Повсюду на солнце поблескивали объективами камеры наблюдения. У меня зрела уверенность, что в таком месте лучше не соваться к соседям, например, за спичками — запросто расстреляют как нарушителя лагерного режима.
Любопытно, при такой охране на въезде в поселок, внутри-то они кого боятся? Друг друга, что ли? Или были прецеденты, что олигарх у олигарха столовое серебро украл?
Продолжая размышлять о тяжелой жизни нуворишей, я надавил на кнопку селектора на калитке. Достал из кармана визитку.
— К Еве Барановски из агентства «Фокс и Рейнард».
Селектор что-то вежливо пробубнил, и калитка отворилась, пропуская меня во двор, в глубине которого уродливо раскорячился трехэтажный особняк. Я не сноб — есть такой «снобизм наоборот», когда скопом осуждают вещи только потому, что они дорогие, — нет, как правило, дорогие вещи мне нравятся. Но как еще можно сказать про странное сочетание угрюмых казарменных форм в стиле «новорусское баррако» с викторианскими портиками и колоннами, увенчанное по углам готическими башенками? Именно раскорячился. И именно уродливо. Попытки садовника как-то прикрыть это архитектурное убожество розовыми кустами лишь усугубляли впечатление — из-за них особняк походил на украшенный цветами склеп.
На полпути к дому в воздухе висел голубь. Птица изо всех сил махала крыльями, но не сдвигалась ни на сантиметр.
«Ты это тоже видишь?»
«Вижу, — ответила Хайша. — Какая-то странная магия».
Оскальзываясь на брусчатке, которой явно из садистских соображений выложили садовую дорожку, я доковылял до двери, где меня уже встречал самый натуральный дворецкий — в ливрее, с внешностью английского лорда и с седыми бакенбардами. В бакенбардах явственно пробивались зеленые ростки с мелкими листиками и цветочками. На мгновение мне даже показалось, что я смотрю на него теневым зрением, но дворецкий вполне обыденно произнес:
