— Она попросила меня.
— Правда?
— Правда.
Клем прошел за ней в прихожую. Он был бы не прочь повздорить с Фиак, устроить склоку, поставить ее на место, чтобы она поняла, что семейному терпению есть пределы. Прислонившись к дверному косяку сестриной комнаты — единственной спальни в квартире, он наблюдал за Фиак, склонившейся над стоявшим в ногах кровати оцинкованным сундуком с постельным бельем. Что привлекало Клэр к этой крупной, мужеподобной женщине? Ее верность? Или осознание того, что и она была в какой-то мере жертвой и тоже жила, как сама Клэр, как Одетта Семугеши, как будет жить та испанская девушка, навеки не в силах побороть прошлое несчастье?
— Я сам могу застелить кровать, — сказал он.
— В вашем возрасте на это можно рассчитывать, — сказала она.
Выпрямившись, с простынями в руках она прошла мимо него в гостиную. Его явно не приглашали занять ложе сестры, но Клем еще немного побыл в спальне — встав в центре комнаты, он попытался «прочесть» ее взглядом. Она располагалась в глубине дома, вдали от кухни, и выходила на северо-восток; из узкого окна струился серовато-белесый, как прозрачная холодная вода, свет. С хромированной перекладины элегантного шифоньера свешивалось на плечиках около дюжины платьев; на нижних полках, носками к стенке, стояло шесть пар туфель. На каминной полке, под серебристым утренним или вечерним акварельным пейзажем, выстроились в ряд морские раковины. На туалетном столике не было ничего интересного: шпильки, склянка с духами, баночка крема для рук, упаковка капсул масла энотеры. Он отодвинул боковую дверцу шифоньера и обнаружил фотографию Норы в очках, как у Чан Кайши. Но самым интересным, самым интригующим в комнате был подбитый алым шелком халат, многочисленными складками повисший на крючке с обратной стороны двери. Клем прикоснулся к нему пальцами; от материала исходило совершенно особое ощущение прохлады. Пожалуй, стоит ползарплаты. Может, подарок? Такую вещь, подумал он, не дарят женщине, расставшейся с чувственными наслаждениями.
— Вы здесь закончили? — спросила Фиак.
«Может, мне не разрешается спать на этой кровати, потому что здесь спит Фиак, — думал он, — Уж не это ли предполагал доктор Босуэлл? На что он намекал?»
— А зачем столько лампочек? — спросил он.
Рядом с настольной лампой в картонных коробочках лежало еще четыре.
— Бороться с темнотой, — сказала Фиак. — Перед своим отъездом она уже не могла ее переносить.
— Не могла?
— Боялась.
