Альпинокс подал ей руку.
— Только не падайте духом,— сказал он.— Дамы находят вас очаровательной и рады вашему обществу. Мои друзья, разумеется, тоже. Они горят желанием, чтобы сегодня вечером я вам их представил. Надеюсь, в нашем кругу вы чувствует себя хорошо, по крайней мере, хоть не скучаете.
— Конечно, нет,— ответила Софи на этот поток любезностей.— Боюсь только, я совсем не так интересна, как вы, по-видимому, предполагаете.
— Милое дитя,— Альпинокс уже уводил ее прочь от дам, одетых, как и накануне, в штирийские платья,— откуда вы знаете, что нам может быть интересно.
Софи подумала о серьезных любовных связях и о мелких интрижках, скрасивших ее жизнь со времени смерти Зильбера. Не то чтобы она их стыдилась, но о большинстве предпочла бы умолчать. А что еще могло интересовать этих дам? Театральная жизнь? Непохоже, чтобы эти люди интересовались творческими радостями и горестями актрисы странствующей труппы.
— Вы нас обижаете, дорогая Софи Зильбер, отказывая нам в интересе к театральному искусству,—говорил Альпинокс, провожая Софи до лестницы.— Мы даже очень интересуемся этим искусством и надеемся, что в один из ближайших вечеров нам удастся уговорить вас продемонстрировать нам ваше вокальное мастерство. Быть может вы пожелаете исполнить какую-нибудь вещицу из вашего репертуара. Как я слышал, вы блестящая исполнительница куплетов.
У Софи перехватило дыхание. Пристальность, с какой этот господин Альпинокс следил за ее мыслями, ее просто ошеломила. А теперь он еще задел самое больное место ее артистического тщеславия — исполнение куплетов. Сама Софи была убеждена, что она блестящая исполнительница куплетов, но за все эти годы ей редко выпадала возможность доказать это на деле.
— Вы преувеличиваете,— сказала она с улыбкой.— Я бы вас только разочаровала.
— Ни в коем случае.— Альпинокс поцеловал ей руку и поглядел ей вслед: поднимаясь по лестнице, она чувствовала на себе его взгляд, хотя и не оборачивалась. Она приляжет, спать не будет, а только приляжет, и обдумает весь этот разговор.
«Эти люди, кажется, умеют читать чужие мысли»,— размышляла Софи, пока раздевалась и влезала в шелковое кимоно, которое подучила в подарок от одного японского путешественника, страстно любившего ее в течение недели. Она уж постарается быть начеку и не давать воли своим мыслям. Поменьше пить того вина, которое ей так хвалили, и поменьше говорить самой, а предоставить это другим. Перед отъездом она взяла из квартиры Зильбера, давно уже ставшей ее собственностью, несколько книг и теперь решила одну на них почитать в кровати, чтобы немного отвлечься. Когда Софи ее открыла,— а это были рассказы «Серапионовых братьев»(Книга рассказов Э.-Т.-А. Гофмана.),— оттуда выпала открытка, некогда написанная Зильберу ее матерью. Цветная открытка с видом той местности, где они жили тогда и где она находилась теперь. Чуть пожелтевшая фотография озера и глетчера за ним, на переднем плане — скамья и рядом дерево без листьев с причудливо растопыренными в небе сучьями.
