— Госпожа фон Вейтерслебен,— произнес кельнер и повел ее через широко распахнутые двери ресторана, где из-за грозы уже горел свет, к маленькому столику, накрытому на одну персону. Софи залилась краской, сама еще не сознавая почему, и ей пришел на ум старый театральный анекдот про актера, выбежавшего на сцену в спектакле, в котором он не играл. Так примерно она чувствовала себя сейчас. И только присутствию духа, уже не раз выручавшему ее на сцене, была она обязана тем, что не споткнулась и не стянула скатерть со столика или не смахнула с него бокал. Сохраняя самообладание, она села на свое место, слегка дрожащими руками взяла меню и стала изучать список блюд. Сдержать себя стоило ей такого напряжения, что она плохо воспринимала все происходящее вокруг, и кельнеру пришлось несколько раз переспрашивать, что она будет пить. Но, и услышав наконец его вопрос, она только и смогла выдавить из себя: «Красное вино». Кельнер с улыбкой отвесил ей поклон, словно ему было понятно ее состояние.
Софи Зильбер, урожденной фон Вейтерслебен, достаточно было одного-едннственного взгляда, чтобы убедиться — чутье на этот раз ей изменило. Туалет ее был совершенно не к месту. Что значит не к месту,— прямо-таки неприличен. Ничто не могло быть для нее неприятнее. И она прокляла минуту, когда, стоя перед платяным шкафом и размышляя, что бы надеть, выбрала этот, как ей казалось привлекательный вечерний туалет.
В ресторане было гораздо больше дам, чем мужчин и хотя Софи не сомневалась в зоркости своего взгляда она все же украдкой продолжала осматриваться. Гости сидели по три, по четыре человека за столиком, и похоже было что все они друг друга знают,- правда это впечатление было интуитивным и Софи ничем бы не могла его подтвердить.
И все дамы—это в подтверждении не нуждалось -были в штирийских платьях. Блузки и юбки с корсажами самых прихотливых цветосочетаний, но неярких тонов. Влияния моды в этих костюмах не чувствовалось, скорее наоборот — они были словно подернуты патиной, напоминавшей ту слегка обветшалую элегантность, которая считалась хорошим тоном у дворян, когда они наезжали в деревню. И все это выглядело так непринужденно, так безукоризненно опрятно и в то же время небрежно, словно те, кто носил эти вещи, не знали с ними никаких хлопот, словно именно эти платья были самыми уместными здесь — и сегодня, и всегда. И несмотря на то, что они казались слегка потертыми, как на картинах старых мастеров, не создавалось впечатления, будто они изношены на какой-то работе, просто потому, что люди, в них одетые, не походили на тех, кто занят определенной работой, хотя и такая возможность не исключалась.
