Правда, Нюрочке представлялось более выгодная и почетная партия в лице будущего дьякона соседнего села, но Нюрочка, как вполне военная барышня, отказала дьякону-семинаристу и дала слово Федору Архиповичу Кукушкину, также вполне военному человеку из фельдшеров.
Ради такого двойного и торжества, Нюрочка и сшила к сегодняшнему дню красную кофточку с белыми горошинками, над строчкой мелких складочек которой просидела более двух суток. Кофточка оказалась немножко узка в талии, и Нюрочка надела ее с утра, чтобы «привыкнуть» к ней. С утра же надушилась Нюрочка дешевеньким пачули: ей все чудился и запах жареной индейки, специфической струей врывавшийся из кухни в комнату.
Подготовленная, во всеоружии своего обаяния, она теперь терпеливо ждала вечера.
К семи часам начали сходиться гости. Менее почетные и «свои» явились раньше.
Пришел Федя, жених Нюрочки, расторопный малый в нитяных перчатках, завитый бараном.
Федя развязно подлетел к Нюрочке, проделал перед ней какой-то неопределенный пируэт, нечто среднее между лезгинкой и пляской диких, и поднес ей фунт тянучек в коробочке от Абрикосова.
Нюрочка вспыхнула, потом присела и, снова вспыхнув, произнесла:
— Мерси-с!
Федя снова изобразил ногами нечто среднее между лезгинкой и пляской диких и, мучительно потея, отошел в сторонку, распространяя вокруг себя слабый, но назойливый запах карболки.
Пришла старшая дочь Люлюевых с мужем-лавочником, черноглазая Серафима, с выпяченным животом (она ожидала прибавления семейства). На ней было надето бывшее подвенечное платье, расставленное по швам, и голубая стеклярусная наколка.
Нюрочка увидела Серафиму и так и заволновалась.
— Ах, ужас! У нас офицеры будут! А она… Ты бы хоть накидку набросила, — и она испуганными глазами указывала Серафиме на её живот.
— А и дура же ты, Нюрка! — возмутилась та. — Скажите, афронт какой! Я ведь замужем. Это ежели не в браке, так действительно… А при законном супруге — так даже вроде почета!
— Это верно-с! — подхватил «законный супруг» — кургузый человечек с самодовольной усмешкой, — вы изволили слыхать, сестрица, как в писании сказано! Бесплодие в былое время-с за позор считалось. Сам Господь бесплодную смоковницу проклял-с… И обычай такой был-с, чтобы, значит, шапку сымать при тех дамах-с, которые ежели с добавлением. Да-с. Для почета-с.
— Хорош почет! — презрительно усмехнулась Нюрочка и птичкой порхнула навстречу двум рыженьким, веснушчатым девушкам, дочерям причетника.
