Покупки не умещались в такси. Пришлось нанять второе, чтобы оно ехало за нами. На обратном пути я заметила книжный магазин, и это подпортило мне настроение: столько книг на белом свете, а мой бедный сосед пытается добавить к этой груде еще одну. Меня все еще одолевали демоны, и эйфория превратилась в апатию; кажется, я совершила оплошность, злоупотребив покупками.
Смех не записывается. Он слышен. Слезы – они вырисовываются – молчаливые.
В моем убежище смех и слезы чередуются. Смехом и слезами размечена моя жизнь, я знаю немного промежуточных состояний – середина, медиана, равновесие. Мне хотелось бы восстать против вечной тирании новизны. Противостоять моде, носить маоистскую униформу, хотя бы в знак противодействия. Остановить этот лихорадочный бег навстречу времени – чтобы идти с ним в ногу. Вернуть захваченное! Прекратить это одежное помешательство, то, что предположительно способствовало моей эмансипации. И если униформа обычно действует на меня как аллерген, мне следует обратиться в классицистскую веру, к стилю Ламорлэ; разочаровавшись в жизни, кто-то становится монахом-кармелитом, кто-то буддистом. Что ж, мне, образумившейся, следует обратиться к старинным моделям, официальным или церемониальным одеждам, халату уборщицы или школьной форме, в которой есть нечто... Для меня существенно – захватить этот огромный гардероб как выморочное имущество, развернуть его, сдвинуть с места, разоблачить, поставить вне норм, вне времени, вне досягаемости, расхитить гигантский резервуар прошедших веков, поскольку мода есть не что иное, как возобновление. Нужно противостоять бегу времени.
Я опустила на пол в прихожей бумажные пакеты с покупками, их веревочные и пластиковые ручки врезались мне в запястья. Пакетов было штук пятнадцать, не считая тех, что помог поднять наверх шофер такси.
Поставленные на пол, бумажные пакеты утратили форму, сплющились, сделались плоскими, будто протестуя, что их так много. К горлу вдруг подкатила тошнота, мне стало стыдно. Но мне так хотелось понравиться Богу, и было невозможно представить, что мне удастся это сделать без всего этого нагромождения шмоток.
Я поклялась моим одеждам, что после того, как пристрою вновь прибывшие вещи, побуду с ними и никто посторонний, никакая чужая одежда нас не потревожат. В этот момент мне захотелось отдохнуть, погрузиться в модные журналы, приходящие на дом по подписке, отбросив все эти докучные извещения из банка – я не желала знать, какой там у меня перерасход, это меня не интересовало.
