- Не он, - мрачно сказал Фома. - Я прострелил ему руку. Нарочно. И сказал, что вторая пуля пойдет ему в живот. Он поверил.
- Зачем? - только и спросил Георгий Сергеевич.
- А вот так. Это объявление войны. Вообще-то двуногих скотов надо убивать, но тогда король Я-второй прислал бы нового парламентера. Наверняка решил бы, что первый сгинул. Пусть теперь знает: в гробу я его видал, двойничка своего.
Георгий Сергеевич глубоко вздохнул, пожал плечами и ничего не сказал.
- Пойдемте, - позвал Фома.
- Постойте... Вы действительно хотите сказать, что выстрелили бы ему в живот, если бы он...
- В живот или в голову - не знаю. Знаю только, что убил бы гада. Нельзя приходить ко мне с такими предложениями.
Спускаясь с бархана, он для начала изругал себя за то, что все рассказал Георгию Сергеевичу, а потом ожесточился. Кой черт! Дипломатничать еще! Вот вам правда, ешьте ее. Она груба, грязна и жестока, но другой-то правды все равно ни у кого нет. Даже на Земле. А уж на Плоскости и подавно. Феодализм это вам не рыцарские турниры и песни менестрелей. И не кодекс бусидо. Это просто жестокость, возведенная в ранг необходимости.
Да, люди делают любой мир гаже, чем он есть. Но и мир отвечает им той же любезностью. Круговорот. Выскочить из него невозможно. Можно слегка высунуться, но это означает жить отшельником. Только так.
- Что же теперь будет? - спросил Георгий Сергеевич, достигнув подножия бархана, и видно было: вопрос не из числа риторических. Либо старый учитель и впрямь не знал, что будет, либо еще не успел свыкнуться с неизбежным.
- Война будет, - ответил Фома. - Вы знаете, что такое война на Плоскости? Нет? Я тоже не знаю. Будем импровизировать. Если победим, постараемся оставить все по-старому. Я знаю, так не бывает, но я постараюсь.
- А если проиграем?
Странный вопрос... Фома искоса посмотрел на Георгия Сергеевича - не шутит ли? Нет, он ничуть не шутил. К сожалению.
- Тогда мы умрем.
Глава 6
Целая роща стеклянных сталагмитов тихонько пела на слабом ветерке. Удивительно ровные, на редкость прозрачные конические "сосульки", торчащие остриями вверх, казалось, вышли из лучшей стеклянной мастерской. Иные превышали ростом человека, другие только-только начинали пробиваться из серой скальной проплешины, каких на Плоскости сколько угодно.
Они росли - медленно, как настоящие пещерные сталагмиты. За восемь лет они выросли в среднем на три сантиметра. На них не капала богатая кремнеземом вода, и все-таки они тянулись вверх. Фома не сомневался в том, что сталагмиты живые.
