К слову, старая, самодержавная царская Россия, даже если уцелела бы, или даже если сумела бы трансформироваться в конституционную монархию или в буржуазную республику после «победоносной» Первой мировой войны, этих заплат на мужицких задах лишь прибавила бы…
К концу 1917 года государственные долги царской России составляли 64 миллиарда золотых рублей (более 50 процентов национального достояния!). Внешние долги «тянули» на 16 миллиардов, причем 9 из них были долгами краткосрочными.
«Россия, вероятно, была бы заложена иностранным банкам», — писал американец Б. Хоппер уже в 1930-е годы.
Советскую Россию ни в какой банк заложить было нельзя, царских долгов она не признала. Но богаче она от этого не стала — страну подорвала уже внешняя политика царизма, пристегнувшая Россию к ненужной ей войне с Германией и тем обессилившая державу.
Теперь, в конце 1920-х годов, надо было пойти даже на крайность, на «перелом», на заплаты, для того, чтобы взамен у крестьянина появился трактор, свой, русский, ситец и свои самолеты и танки!
Понимала ли необходимость этого деревня? Нет. Что оставалось? А только то, что предлагал и сделал Сталин.
Сталин — это коллективизация, а вот хатаевичи — это ее перегибы. Но будем справедливы — извечная темнота крестьянской массы оказалась еще опаснее хатаевичей. В 1929 год — год «великого перелома» — в стране было (между прочим, все сведения взяты из массового календаря-справочника на 1941 год) почти 35 миллионов лошадей, а в 1932 году — всего двадцать. Овец с козами стало меньше на две трети, свиней — наполовину, коров — на треть. Но резал-то их не Сталин, а мужик, сбитый с толку кулацкой пропагандой, местечковой спесью «перегибщиков» и собственным куцым: «не съем, так надкушу».
Вдумайся, читатель! Десятки миллионов зарезанных в одночасье, то есть по сути, загубленных голов скота! Вот цена упрямой «единоличности» середняка и классового сопротивления кулака.
А вот еще цифры. Частные, но страшные. Несколько лет в селе Новики Рязанского уезда оперировала банда в 35 человек. 38 краж, 28 поджогов, 13 убийств, 11 избиений, 3 вооруженных налета. «Кроме того, — писала „Вечерняя Москва“ 17 ноября 1928 года, — бандиты преследовали и избивали комсомольцев, загнав ячейку в подполье. Запуганное население молчало».
Увы, у мужицкой серости и кулацкой злобы оказалась и более высокая человеческая цена: четверть миллиона кулацких и середняцких семей отправились в ссылку.
