Чингисхан. Великий завоеватель | страница 8
Вряд ли Белое море – это море «западное»; такую интерпретацию предлагают, исходя из традиционной для тюрко-монгольского мира цветовой маркировки сторон света: север соотносится с черным цветом, юг – с красным, восток – с голубым, запад – с белым. Возможно, отсюда происходит тюркское название Каспийского моря – Ак Дынгыс, «Белое море».[11]
Однако в контексте «Сказания о Чингисхане» правомернее рассматривать символизм Белого моря в дискурсе евразийских представлений о царственном, сакральном правителе, о его верховной власти. И тут обнаруживается, как показал В.В. Трепавлов в своем исчерпывающем исследовании образа «Белого царя» у народов, вошедших в Российскую империю, что в этом отношении спектр значений белого в различных этнических традициях (прежде всего у народов индоевропейской, алтайской и уральской языковых семей) неизменно выстраивается вокруг понятий святости и высшей власти, соотносящихся с образами Белой горы, Белого моря, Белого царства.
Мать Чингисхана. Картина Н.К. Рериха
Например, в хакасском эпосе упоминаются белые ханы у Белой горы или на берегу Белого моря; белый цвет усвоен древнетюркскому богу Неба – Тенгри и верховному божеству якутов Юрюнг Уолану; монгольский Белый Старец (Цагаан Убгэн) хранит благоденствие всего живого; коми-зырянам был известен образ Белого царства и Белого царя. В древнерусской «Голубиной книге» хранящий истинную веру Белый царь именуется «над царями царь», то есть вселенский правитель… Что касается непосредственно Чингисхана, то белым было его личное девятибунчужное знамя; «белой костью» (то есть людьми особо знатными) называли его потомков.[12]
С учетом этих ассоциативных связей можно связать миф «Сказания о Чингисхане» и с символом Полярного острова, и с представлениями об идеальном (белом, светлом, светоносном) правителе. Только миф этот маркирует уже не инициатическое странствие, как в сюжете, зафиксированном францисканской миссией 1245 г., а космогоническую или алхимическую парадигму: животворный солнечный луч, проникающий в темную первичную материю, принадлежит сфере глубоко архаичного алхимического символизма (кстати, и знаменитое «Сокровенное сказание монголов» XIII в. повествует, что Алангоо, праматерь рода Чингисхана, после смерти мужа зачала троих сыновей от сияния посланца Неба, нисходившего в ее лоно через дымник юрты[13]). Эта парадигма лежит и в основе космогонических мифов; символическая соотнесенность династии Чингисхана с солнечным первоначалом и с космогонией закономерно делает его героем-мироустроителем, косвенно подтверждая выводы, к которым приходит в своей книге Э. Хара-Даван.
