За это время из обмена мыслями со своим другом и с иными видными представителями монгольской аристократии у будущего Чингисхана окончательно выработалось в основных чертах его мировоззрение. В то время как Джамуга интересовался судьбами простого монгольского народа и все больше проникался демократическими идеями, у Темучина сложилось строго аристократическое мировоззрение. Его властная натура стремилась к владычеству, почету и авторитету среди монголов, которых он, правда, мечтал возвеличить и прославить победами, но под водительством лучших людей народа и с ним самим во главе как преемником славных Кабула и Хотулы ханов.[54]
Эти его мечты явились не по внезапному наитию: они были издавна взлелеяны в тайниках его души. Надо заметить, что Темучин был человеком глубоко религиозным, верующим в предопределение Вечно Синего Неба – Мёнкэ-Кёкё-Тенгри. Он видел перст Провидения в том, что жизнь его два раза была спасена, по его мнению, чудом. Первый раз это случилось, как мы видели, при избавлении его из рук тайчиутов; другой раз он таким же чудесным образом спасся при вышеупомянутом нападении, произведенном на его стойбище меркитами, когда была уведена его жена. Он тогда ускакал на гору Бурхан-Халдан и укрылся в чаще, где его тщетно искали триста погнавшихся всадников. Когда опасность окончательно миновала, Темучин девять раз преклонил колена, принося Мёнкэ-Кёкё-Тенгри свою благодарность за чудесное избавление, и избрал эту гору-спасительницу местом своего последнего упокоения, что и было исполнено после его смерти.
В «Изречениях» Чингисхана, о которых будет подробно сказано в главе VI, приведен еще третий случай чудесного спасения его от смертельной опасности… «Прежде того, как сел я на престол царства, – говорится там от его лица, – однажды ехал я один по дороге: шесть человек, устроивши засаду на проходе места, имели покушение на меня. Когда я подъехал к ним, я, вынув саблю, бросился в атаку. Они осыпали меня стрелами, но ни одна не коснулась меня. Я предал их смерти саблей и проехал невредимо».[55]
Кроме того, большую роль в развитии мировоззрения будущего Чингисхана сыграли разные распространенные среди монгольского народа, живо помнившего свое славное прошлое, поверья, предсказания и т. п. о появлении в скором времени вождя, который должен восстановить блеск монгольского имени. Эти циркулировавшие слухи доходили, конечно, и до Темучина и усиливали в нем веру в его предопределение. Об одном из таких предсказаний его сподвижник, знаменитый впоследствии полководец Мукали, довел до сведения Темучина в следующих выражениях:
