— Я раз в неделю тут участвую в комиссии, — продолжает он, — мы запрещаем или разрешаем, в зависимости от того, кто сколько принесет наличных.
Понятно, соображаю я, мы это проходили: пару лет назад, когда я ишачил на “новых русских”, которые оказались старыми комсомольцами, мой хозяин поручил мне оформить лицензию для его “дела”, но обязательно без взяток.
— Ты же этого не любишь, — сказал он, — мы эти деньги лучше заберем себе, чем этим негодяям отдавать, которые грабят наш народ.
И действительно, они эти деньги, которые я им сэкономил, взяли себе, он и его жена, числившаяся у нас в фирме содиректором, а я опять остался с носом, хотя полгода ходил по коридорам, и в каждом кабинете мне выкручивали руки.
Я бюрократов ненавижу с тех самых пор, когда пошел работать после института. Все эти проверяющие и непускающие: начальники большие и поменьше, нормировщики, инженеры по качеству и технике безопасности, ревизоры, кураторы всех рангов: из треста, из главка, из министерства, толпы других бездельников, словно слепни в огороде, набрасывались на тебя и не давали делать дело.
И вот теперь мой старый друг успешно подвизается в этой благородной сфере.
— Пойдем в машину, — говорит он, — я еду в твои края, а по дороге мы поговорим.
Я заинтересован вдвойне. Мне нужно было из дома тащиться в центр, чтобы в его машине обсуждать дело, пока он меня везет домой. Чудеса да и только.
Садимся в его новенькую “тойоту”.
— Ну, расскажи, как дела? — спрашивает он. — Я слышал, что ты уже на пенсии и теперь один.
— Да, — отвечаю, — развелся второй раз.
— Так надо же еду готовить, ходить по магазинам, стирать и убирать в квартире, наконец. Все делать, чем у нас в России занимаются работающие женщины.
— Сам делаю.
— Не представляю, — говорит он, — я бы так не смог. А пенсия у тебя большая?
— Приличная, у многих меньше.
— И что ты можешь на нее купить?
— Батон белого хлеба и литр молока в день, остальное уходит на оплату квартиры, телефона, электричества и т.д.
— Как же ты живешь? — удивляется мой старый приятель.
— Я сам не понимаю.
— А женщины? — настырно допрашивает он, — на это тоже нужны деньги.
— Какие женщины? — смеюсь я. — Мне калорий хватает лежать на диване и читать Плутарха.
— И в выпивке отказываешь себе? — не унимается он. — Ты вроде раньше был не против.
— Ну нет, брат, — говорю я. — Это святое. Выкраиваю на две бутылки самой дешевой водки в месяц. На выпивку и курево они обязаны нам дать, иначе все рухнет. Вот Михаил Сергеевич попробовал запретить, и что из этого вышло?
