Ибо один факт явно бросается в глаза. Вот уже два месяца, как
войска стоят друг против друга в полной боевой готовности, а настоящей войны все
нет. Слышно, как за каждой линией фронта урчат танковые моторы, вот-вот взлетят
сотни эскадрилий, заговорят десятки тысяч орудий, сотни тысяч минометов,
пулеметов и огнеметов начнут свою смертоносную работу. И все-таки: пока что
царит мир.
Многие пытались это объяснить, и мы тоже. Но подлинным
объяснением, думаю, может быть лишь следующее:
Обе стороны, похоже, чувствуют, сколь страшны их собственные
средства поражения (равно как и противника). Понимают, что человеческий материал
не в силах выдержать полного применения всего вооружения.
Поэтому обе стороны стремятся отыскать друг у друга такую
точку, где полное применение имеющегося оружия способно в короткий срок дать
серьезные результаты.
Такую точку они до сих пор не нашли. А потому и не смеют
развязать войну на полную мощь.
То, коронное решение, на которое рассчитывают англо — французы,
есть долгая и кровопролитная война, в которой немцы сперва нападали бы, как
остервенелые, а затем, будучи отбиты с огромными потерями, сами бы подверглись
нападению и были разгромлены. Поэтому мы и говорим, учитывая очевидный и
оправданный страх, что люди недолго выдержат гнет оружия: у долгой и
кровопролитной войны немного шансов окончиться победой.
Наоборот, это маловероятно. На это и рассчитывают Режиссер и
его ставленник, Совдепия, — на то, что долгая и кровавая драма закончится именно
так, как задумали жидо-марксисты.
Есть ли надежда, что конец будет не столь плачевен? Стена
англо-французская, Мотор немецкий и Руль советский являются главными
действующими лицами Драмы.
Просчитается режиссер Израильский, если Руль откажет ему. Есть
ли такая надежда? Советы избегают войны, но с помощью мобилизации держат
значительную часть народа под ружьем. Для подобного режима уже сама мобилизация
представляет опасность, поскольку из недовольного населения, пассивно сносившего
прежде все тяготы, — производит солдат, т. е. граждан, способных к активной
защите. А это меняет их отношение к режиму, и режим вынужден ослабить тиски;
граждане же, обретая свободу, занимают по отношению к нему более независимое
положение.
Особенно опасен для Советов эксперимент, связанный с
предоставлением своим солдатам возможности познакомиться с жизнью остальной
Европы, о чем они знали исключительно через пропаганду, представлявшую их
собственную страну в материальном смысле как рай, а Европу — как ад. Теперь, на
занятых территориях Польши и в странах Прибалтики, они могут воочию видеть такой
уровень жизни, какого не видали нигде в Совдепии и какой не могли себе даже
представить.
