Дорога из никуда – в никуда.
Она так и осталась – разрушенная, заметенная, построенная по приказу Сталина. Буквально на костях тысяч и тысяч людей. Безымянных, словно ржавые рельсы. Никому не нужных, как брошенные здесь же, на куцый ягель, шпалы. И забытых подчистую теми, кто остался где-то далеко, дома, и кому «жить-то надо» там – в России, Украине, Беларуси, Балтии…
Нет их – и нет. Как и не было.
– Водки возьми, – сказали соседи. – В тундру запрещено возить, но это лучший подарок. А вас осматривать не будут…
Мои соседи по общежитию, шахтеры, в большинстве своем были после лагерей, из болотистых лесоповалов республики Коми, что где-то на юге. На «материке». Так называлась вся территория страны ниже Заполярья.
Здесь же к нам, молодой паре из Минска, относились с заботой и почти трепетно.
– Ты что, собираешься лететь в ботинках? Другого нет? Так возьми у нас валенки, иначе отморозишь причиндалы.
Шахтеры были хорошие. Только лупили друг друга в аванс, получку и по выходным. Пускали кровянку долго и шумно. В паузу я стучался к ним в комнаты.
– Ребята, побойтесь Бога…
– Напугал шлюху членом.
Но затихали. И если начинали снова, то потише. На Севере не любят шума. И без него в голове неспокойно.
Мы тихонечко сели у маленького столика-табуретки прямо на оленьи шкуры, уложенные на картон. Снизу круто тянуло морозом. Но в те времена рекламы не было, и наше поколение не знало о простатите. Мы просто увлекались работой и тем, что позже назвали сексом. А в промежутках думали о Родине, и потому холода и трудностей не боялись.
Боялись быть никем, то есть как все. Как все и были.
Короче, яйца холода не боятся. В воздухе пахло разреженным воздухом и прелой сыростью. Небольшая печка-буржуйка черной трубой тянулась в небо. Хозяйка быстро принесла солдатский чайник с засыпанной в кипяток заваркой, вытащила из-под шкур, из натурального холодильника, замерзший жирный хариус и поставила чашки.
Она хихикала, глядя на меня и вытирая сопли. А я с тихим ужасом думал: «Понравился… А если предложат? Пора проставляться хозяевам».
Две бутылки водки сохли в сумке, переливаясь и радуясь жизни. Но не вышло.
Коля перехватил у жены, которая присела в стороне, у печки, серьезную емкость со спиртом и плюхнул его в чашки.
– За гостей!
Я думал, переведя дух, что сейчас мы поговорим немного, распечатаем мое «алаверды» и начнем работать.
Но думать везде можно. А толку?
Почти вслед за первой плошкой Коля налил по новой. Ледяной спирт шел, как песня, которую мы потом все-таки запели. Чай, мороженый хариус и вяленая пресная оленина оказались слабой закуской.
