Пепел и алмаз | страница 32



Спокойный, ровный голос Ваги как бы подтверждал и усиливал правоту его слов.

— Чтобы сохранить трезвость суждений, мы должны ясно представлять себе в данной ситуации следующее. Вторая мировая война на исходе. Это ясно. Еще день, два, три, самое большее — неделя, и конец. Но разве такой мы конец предвидели? Нет. Мы рассчитывали, что поражение в этой войне потерпит не только Германия, но и Россия. А вышло иначе. В создавшемся положении поляки делятся на две категории: на тех, кто предал Польшу, и тех, кто не желает этого делать. Они хотят подчиниться России, а мы не хотим. Они за коммунизм, а мы против. Они хотят уничтожить нас, а мы их. Между нами идет борьба. Она, собственно, еще только начинается. Сколько вам лет?

— Двадцать один.

— В подполье начали работать…

— В сорок первом.

— Значит, с семнадцати лет?

— Да.

— За что вы боролись? За свободу Польши? Но разве такой представляли вы себе свободную Польшу? Что у власти будут стоять слепые исполнители приказов из Кремля и так называемая свобода будет опираться на русские штыки? А ваши товарищи, ваши сверстники? Сколько их погибло и во имя чего? Так вот, если нам и посчастливилось уцелеть и пока мы еще на свободе, разве вправе мы остановиться на полпути и тем самым предать погибших товарищей?

Наступила тишина. Из-за двери доносился гнусавый голос Путятыцкого.

— Теперь относительно Щуки. Кто он такой? Интеллигент, инженер, коммунист. И при этом прекрасный организатор. Этот человек знает, чего он хочет. Сегодня он партийный деятель местного масштаба, завтра, если ничего не изменится, он займет ответственный пост в государственном аппарате, а послезавтра может стать министром. Это, как говорится, человек идеи. До войны его дважды судили, он сидел в тюрьме. Два года пробыл в концентрационном лагере. Тем хуже для нас. Карьеристы нам не страшны. Эти сами удирают, как крысы с тонущего корабля. На них не стоит тратить пули и рисковать жизнью таких людей, как вы. Цена слишком дорогая. Но когда речь идет об идеях, которые несут нам неволю и смерть, у нас может быть только один ответ: смерть. Таков закон борьбы. Пусть история рассудит, кто из нас прав. Нам уже поздно отступать…— Он затянулся и многозначительно закончил: — Мы сделали выбор.

Анджей сидел, понурив голову и опустив сплетенные руки между широко расставленными коленями.

Вага бросил на него быстрый взгляд.

— Вы, конечно, можете меня спросить — и это вопрос принципиальный, — правильный ли мы сделали выбор? Может, сперва надо было разобраться, кто прав, кто виноват, а потом выбирать? Согласен, есть над чем подумать.