— Не берусь.
— Десять долларов.
— Не может быть!
Борков был доволен эффектом.
— Цент в цент. Но, правда, это уже считается недешевый галстук. А мне, между прочим, рассказывали, что бывают и по семьдесят, и даже по сто долларов.
— Разврат! — воскликнул Кока и рассмеялся. — Загнивают империалисты, а?
— Да уж загнивают, — согласился Борков.
Юля покачала головой и вышла.
— Не собираетесь больше никуда?
— Теперь вряд ли удастся.
— Почему?
Кока спросил это без особого ударения, мимоходом, но если бы Борков знал его лучше, он бы понял, что вопрос задан неспроста.
— Нашему институту режим сменили.
— Что значит «сменили режим»?
— Ну, теперь мы пэ-я.
— Почтовый ящик?
— Да.
— Зарплата прибавится?
— Может быть.
— Вы живете один?
— Здесь? Один. Родные в Саратове.
— У вас телефон есть?
— Не личный. В квартире.
— Разрешите мне записать? На всякий случай, а? А вы запишите мой.
— С удовольствием.
Они продиктовали друг другу номера телефонов.
Тут Римма и Юля принесли с кухни и поставили на стол тарелки с закусками, кофейник. Римма сказала:
— Просим…
В одиннадцатом часу Кока стал прощаться. Когда он ушел, Юля сказала Боркову:
— Володя, зачем ты дурачил старика? По-моему, галстук у тебя польский, и купил ты его в Столешниковом переулке за рупь тридцать.
Борков рассмеялся.
— Точно! Но ему так хотелось, чтобы это был десятидолларовый галстук. Пусть потешится.
Глава IX
ПРЕДАТЕЛЬ ПО ПРИЗВАНИЮ
Если бы речь шла, скажем, о ботаническом саде, предметом нашего рассказа были бы благоухающие цветы и благоуханный труд тех, кто их выращивает.
Но наш предмет совсем иного свойства. Работа контрразведчиков менее всего походит на приятную деятельность цветоводов, и здесь, увы, другие краски, другие запахи. Такова уж специфика работы, что приходится иметь дело не только с честными людьми, но очень часто и с мразью, и от этого никуда не денешься.
Поскольку Николай Николаевич Казин, с легкой руки Алика Ступила фигурирующий в деле под кличкой Кока, начинает играть все более важную роль, нелишне будет заглянуть в его пахучую биографию, чтобы понять, откуда он такой взялся. Прямо скажем, что экземпляр редкий, может быть, один на миллион, и любопытно будет проследить его развитие.
Честные люди, соприкасаясь с таким экземпляром, испытывают чувство глубокого омерзения, но все же именно оттого, что они честные и порядочные, бессознательно порой ищут ему хоть какое-нибудь оправдание, высказывая классическое «ведь не всегда же он был таким»… И тут уместно предположить: а может, всегда?
