Вероятно все немцы — прирожденные фашисты.
Люди эти приехали в Одессу только вчера, представились репортерами какого то земельного[35] журнала, зарегистрировались в комендатуре — сейчас это просто, вся информация в сети, проверяется запросто, получили пропуска «Пресса» и поселились в гостиницу. В бывшую «Одессу» их конечно же не пустили, там теперь штаб миротворческого контингента, на охраняемой территории — поселились в бывшем Спартаке на Дерибасовской, там восстановительные работы уже завершились. Под вечер они, нарушая правила поведения репортеров — в одиночку, а не журналистским пулом в сопровождении — немного пошлялись по городу, поснимали. Посмотрели на то что осталось от Думской площади — там шли тяжелые уличные бои, от Театра оперы и балета, который до сих пор был выжжен дотла изнутри: там оборонялись три дня, по зданию били Шмелями[36] и жирный пепел был заметен до сих пор. У старшего сжались до белых костяшек кулаки, когда он увидел руины ДК моряков, ведь он по старости лет пусть и молоденьким лейтенантом — но застал те времена, когда еще не пролегали по единой и сильной стране опоясанные проволокой границы, когда еще не смотрели друг на друга жерла танковых пушек, на электроспуске которых держали пальцы люди, говорящие на одном языке. Когда понятие «оккупационная администрация» относилось к сорок третьему году — но никак не к настоящему времени. Когда в Театре оперы и балета давали Мусоргского, а не соло на пулемете Утес. Наконец, когда по Приморскому бульвару Одессы прогуливались люди, а не ездили патрули сил стабилизации, стараясь не попасть колесами в воронку от снаряда.
Говорят, весь город еще не разминировали, подрываются. А может… и новые кто ставит.
Старший вышел из машины, не зарывая дверь, опершись на нее достал из пачки сигарету, размял пальцами — но курить не стал, так и мял ее пальцами, будто надеясь что никотин через кожу проникнет в кровь. Он не курил уже давно… с тех пор как в Джибути командовавший их учебной ротой сержант-шеф Иностранного легиона за найденную в казарме початую пачку сигарет заставил всю роту целый час передвигаться на корточках и громко квакать при этом — а сам он сидел на стуле в легкой летней форме, в шортах, пил пиво и смотрел на них, квакающих и ползающих по плацу, обливающихся потом. Когда нашли — он выстроил учебную роту на плацу, медленно обошел ее и спросил — кто? Никто не ответил — и наказание получили все. Потом он, уже будучи полноправным бойцом спецотряда боевых пловцов Легиона узнал, что если бы кто-то ответил — то тут же вылетел бы из отряда, а рота получила бы удвоенное наказание.
