Послы не могли отвести глаз от пестрой картины.
– Это не люди и не всадники, - сказал Приск, - а центавры: человек и конь составляют одно.
– Смотри-ка! - изумился Примут. - Вот один соскочил, ударил коня и конь убежал!
– Но всадник догонит его, - заметил Эдико.
– Да, догнал! Схватил его за гриву и вскочил на него на всем бегу!
В это время один из всадников на всем скаку прицелился в высоко порхавшую ласточку и метко пронзил ее стрелой при восторженном одобрении толпы.
– Это Дженгизиц, второй сын господина, - сказал Эдико, - лучший стрелок и наездник своего народа. Вот он опять целится, смотрите! Он прострелил покрывало на голове ребенка!
– Какое святотатство! - воскликнули послы.
– Не святотатство, потому что ребенок невредим, - холодно возразил Эдико.
– Что это за шум и звон? - спросил Приск, пораженный какими-то странными, резкими звуками.
– Это военная музыка гуннов, - пояснил Эдико, - эти обручи, усаженные кругом колокольчиками и бубенчиками и обтянутые кожей, по которой музыканты ударяют деревянными колотушками, изобретены самим Аттилой. И знаете, от какого животного эта кожа? Человеческая. "Короли, изменяющие мне, - сказал Аттила, - должны служить мне и после смерти, звоном и песнями сопровождая мои победы".
– Поучительная и приятная музыка! - пробормотал Приск.
Когда, въехав в южные ворота, Аттила поравнялся с первым домом лагеря, дверь его отворилась и из нее вышла молодая женщина благородной наружности, сопровождаемая многочисленными служанками и слугами. На руках у нее был грудной ребенок.
Молодая мать остановилась перед конем Аттилы и, опустившись на колени, положила дитя у копыт скакуна. Только после безмолвного утвердительного знака Аттилы она подняла ребенка, встала, поцеловала его, низко наклонила голову и вошла обратно в дом.
– Что это значит? - спросил Максимин. - И кто эта красавица?
– Гречанка из Малой Азии, - отвечал Эдико, - это значит, что повелитель признал ребенка своим, в противном же случае малютка и мать были бы раздавлены копытами лошадей.
У деревянной ограды следующего дома показалась старуха в гуннской одежде, богато убранной римскими золотыми монетами, также в сопровождении толпы рабов и рабынь. Подступив к Аттиле, она подала ему на роскошном серебряном блюде сырое мясо, нарезанное тонкими ломтями и сильно приправленное луком. Благосклонно кивнув ей головою, властитель захватил пальцами кровавое мясо с луком и съел несколько кусков. С глубоким поклоном старуха удалилась, и Аттила поехал дальше.
