— Женщина работает секретаршей в сенате, ей около шестидесяти. Сына зовут Гюнтер, Гюнтер Фойерхан. Она только что вернулась от сестры из Гамбурга. Сын не ночевал дома.
— Загулял где-то? Что говорит его подружка?
— Подружка? У него их полно. Но фрау Фойерхан утверждает, что обзвонила всех — и нигде ничего. Прочитав все газеты, она уверена, что похитили именно ее сына. Она так рыдает, что невозможно вынести.
— А есть у ее сына приятель по имени Томас?
— В том-то и дело! Зовут его Томас Шварц.
— Числится в картотеке?
— Нет.
— Если она говорит правду, парня срочно взять под наблюдение!
— Разумеется! — Манхардт горел рвением. — Посмотрите, она принесла три фотографии.
Оба склонились над письменным столом. На двух черно-белых Гюнтер Фойерхан был с матерью, судя по всему, на пляже в Ванзее, на третьей, цветной — с длинноногой блондинкой из недешевых. «Тип плейбоя, — подумал Манхардт. — Такие рекламируют лосьон после бритья, белье, сигарет и спортивных автомобилей. Романский тип. Брюнет, длинные баки, ямочка на подбородке. Ужасно несимпатичный. И теперь такого дурака я должен выручать за казенный счет. Не стань его, мир совсем не рухнет. Если женщина права, похищенный выглядит именно так».
— Вполне возможно, — заметил доктор Вебер.
— Ее сын часто бывал в Гермсдорфе. Он коммивояжер, много ездит по Берлину. Говорит, собирался заплатить за ее квартиру в Бранденбургском земельном банке. У нее только сын, муж погиб в сорок пятом. Не может им нахвалиться, сын даже оплатил ей поездку в Балтрум, где они с мужем когда-то провели медовый месяц.
— Интересно!
— Похоже, парень из летунов. Выучился на продавца промышленных товаров, потом продавал телевизоры, открыл закусочную, торговал подержанными автомобилями, потом электроодеялами и книгами, и так далее, и так далее. Теперь работает страховым агентом. Она хотела, чтобы он изучал химию, но, к сожалению, его выгнали из школы.
— За что? Соблазнил молоденькую учительницу?
— Нет, украл несколько старых автомобилей и раскатывал в них с подружками по Берлину.
— Судя по его внешности, при бедной матери ничего другого ему не оставалось.
— Так говорит и фрау Фойерхан. Она его просто обожает.
— Ну да, конечно, излияния матерей, души не чающих в своих детях, ужасно действуют на нервы. Послушайте, не пора вашему банковскому клерку уже быть здесь?
Манхардт взглянул на часы.
— Еще минут десять. В центральной конторе нам сказали, что теперь он работает за городом, в Ванзее.
