— Поняла.
— Ну и с Богом.
Старушка поблагодарила и, охая, вышла. Знахарь сел на лавку и обратился к доктору:
— Кого ж это я отравил?
— Всех травите!
— Неправда. Ни один не умер.
— Не умер? Так умрет! Вы постепенно отравляете их организмы. Это преступление! Понимаете? Преступление! Но я этого не допущу! Я просто не имею права допускать. В такой грязи, в такой вони! На ваших руках больше заразы, чем в инфекционной больнице!
Он осмотрелся вокруг с отвращением.
— Запомните: если не прекратите вашей преступной практики, то сядете в тюрьму! Знахарь слегка пожал плечами.
— Ничего не поделаешь! Но я ничего плохого не делаю. А тюрьма? Что ж, тюрьма тоже для людей, не для собак. Но вы, пан доктор, на меня не сердитесь.
— Я вас только предупреждаю! И советую прекратить. Советую!
Он погрозил ему пальцем и вышел. На улице глубоко вдохнул свежий воздух. Игнатий с облучка бросил на доктора иронический взгляд. Доктор Павлицкий уже уселся в бричку, когда на углу мельницы увидел Василя, своего давнего пациента. Василь подождал его, поклонился и подошел к бричке.
— День добрый, пан доктор.
Он шел ровным и уверенным шагом, а потом остановился и посмотрел прямо в глаза доктору.
— Видите, пан доктор, я поправился, — сказал хвастливо Василек. — Благодаря Богу поправился. Антоний вылечил. А пан доктор говорил, что у меня нет надежды. Пан доктор хотел меня на всю жизнь калекой оставить.
— А каким методом вас лечили? — с нескрываемой злобой спросил доктор.
— Так он же сразу понял, что кости были плохо составлены. Сломал и заново составил. Сейчас я и танцевать могу.
— Ну-ну… так поздравляю, — буркнул доктор и приказал кучеру ехать.
Всю дорогу его грызли неприятные мысли. Домой приехал он уже после обеда. Семья, однако, вернулась к столу, чтобы составить ему компанию. Быстро проглатывая высохшую печень, он старался не показать, что это невкусно. Старая Марцыся, которая тридцать лет назад учила его ходить, сконфуженно хлопотала. Отец тоскливо смотрел на газету, которую ему начала читать Камиля. Уже три недели назад он разбил свои очки, а на новые не было денег. На Камильке было выгоревшее платье, которое ее старило и в котором она вызывала жалость. Мать старалась милой улыбкой скрыть выражение страдания, которое уже давно не сходило у нее с лица. За месяц грязевые ванны восстановили бы ее здоровье.
— Боже, Боже, — размышлял доктор Павлицкий, допивая компот из разварившихся яблок. — Я же люблю их и готов ради них на все, но видеть каждый день, каждый час их бедность — выше моих сил.
