— Ольга! — нетерпеливо крикнула мать Агата, обращаясь к другой женщине. — Отрежь, наконец, брату хлеба. Не видишь! Худенькая Ольга виновато потянулась за буханкой, подняла ее и, прижав к груди, отрезала длинную, тонкую краюшку.
— И мне хлеба, мама, — обратилась к ней девочка, которую называли Наталкой.
— И человеку не забудь, — буркнул Прокоп.
Ольга глянула на гостя и положила перед ним такую же ровную краюшку.
— Спасибо, — сказал он, а она засмеялась и кивнула головой.
— Не за что.
— Издалека?
— Издалека, из Калиша.
— Значит и в Вильно был?
— Конечно, был!..
— И Остру Браму видел?..
— Видел. Там икона Божьей матери, очень красивая икона.
Прокоп исподлобья посмотрел на сына и опять опустил глаза.
— Каждый знает это, — буркнул он.
— А ты чудеса сам видел? — спросил Василь.
— Видеть не видел, но люди рассказывали о разных чудесах.
— Расскажи, сделай милость.
— Да я не умею, — замялся гость, — но, что слышал, повторю, если получится.
— Повтори, повтори, — подвинулась к нему маленькая Наталка.
Он неохотно начал рассказывать о матери, у которой родились мертвые близнецы, о купце, у которого воры товар украли, о богохульнике, у которого язык усыхал, о солдате, потерявшем на войне обе руки, и о том, что всем им помогла Остробрамская Божья матерь.
Обед уже был закончен, и женщины собирались убирать со стола, но стояли неподвижно, заслушавшись рассказом гостя. Он по натуре, видимо, был молчаливым человеком и говорил тихо и кратко.
— Много и других чудес наслушался я. Всего не упомнишь.
— Но это же католическая икона? — спросила Зоня.
— Католическая.
— Интересно мне, — снова заговорил Василь, — помогает ли она людям другой веры, например православным?
— Этого не знаю, — пожал плечами гость, — но, я думаю, лишь бы человек хороший был, так каждому поможет.
— Известно, лишь бы христианин, — гневно поправила его мать Агата.
— Не скажешь, что помогла бы жиду!
— Жиду? — отозвался басом молчавший до сих пор рыжий работник. — На жида она бы еще и холеру послала.
Он громко рассмеялся, хлопая себя по коленям.
Старый Прокоп встал и перекрестился. Это было сигналом для остальных. Женщины взялись за мытье посуды. Мужчины, кроме Василя, вышли из дому. Василь остался возле стола. Мельник выкурил трубку, после чего принес себе кожух, расстелил его под кленом и лег, чтобы подремать после сытного обеда.
— Я тут в работниках, — начал разговор рыжий мужик, обращаясь к сидящему рядом с ним гостю. — Уже шестой год служу. Хорошая мельница. А ты что умеешь делать?
