— Не беспокоитесь, Сьюзен, — сказал он, когда она объяснила, зачем звонит. — Ваша еда не может мне повредить.
— Я вам не верю, — заявила она. — Насколько я успела заметить, вы склонны к чрезмерному стоицизму и будете упорствовать, пока вас не свалит токсический шок.
— Уверяю вас, со мной все в порядке.
— Но я медицинская сестра, капитан, — не отступала Сьюзен. — И если вы больны, значит, моя прямая обязанность позаботиться о вас.
Последовала интригующая пауза, потом капитан сказал:
— Боюсь, это чисто уотессунская болезнь. Вряд ли она вам знакома.
Его признание, однако, заставило Сьюзен забеспокоиться еще сильнее.
— Это… очень серьезно? — спросила она.
— Она не смертельна, если вы это имели в виду.
— И все-таки мне бы хотелось увидеться с вами.
— Я весьма признателен за вашу заботу, но помощь мне не нужна.
Этим ей и пришлось удовлетвориться.
В конце концов Том встретился с капитаном раньше нее. Это произошло на собрании, где представитель уотессунцев не мог не присутствовать — члены городского совета должны были отчитаться перед оккупационными властями, как идет подготовка к эвакуации.
— Насколько я понял, у него что-то вроде артрита, — ответил Том на вопрос Сьюзен. — Он ходит с палочкой и раздражается по любому поводу.
Но Сьюзен никогда не доверяла мужской способности замечать подробности и потому позвонила Эллис Бруди, тоже присутствовавшей на собрании. Эллис, казалось, была только рада поделиться с кем-то своими наблюдениями.
— Капитан, безусловно, нездоров, во всяком случае он чувствует себя явно не лучшим образом, — сказала она. — Но самое странное не это…
Сьюзен насторожилась.
— Знаешь, он выглядит намного выше, чем в прошлый раз. Такое впечатление, будто наш капитан вырос сразу на несколько дюймов! Да и телосложение у него теперь совсем другое. Он больше не напоминает бочонок с ножками, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сначала мне показалось — капитан похудел, но теперь я вижу: все лишнее, что у него было, не исчезло, а просто перераспределилось. И еще: у него теперь немного другая кожа. Она стала более гладкой и приобрела почти человеческий цвет.
— Как ты думаешь, что с ним творится?
— Будь я проклята, если знаю!
