Так как был последний день года и нечего было и надеяться успеть попасть к вечеру домой, я чуть было не поддался искушению вернуться в дом, где провел все это время. Но этим Капикатти я был, как и старшина, уже сыт по горло. И поскольку, как известно, сумасшедшим везет, один шофер согласился меня подвезти. Грузовик был старый с длинным рылом. Но водитель был приличный парень, который спешил домой, чтобы встретить праздник с семьей. Он поделился со мной своим вином, поведал мне о всех своих невзгодах и наконец высадил меня в деревне в пятнадцати километрах от моего селения — в трех часах пути, если идти быстрым шагом.
В дорогу я пустился в полночь. Я ни о чем не думал. Самым страшным врагом в тот момент для меня был холод: только его я и страшился. У меня уже два дня почти ничего не было во рту, кроме глотка вина, которым угостил водитель грузовика. Вокруг была кромешная тьма, не было видно ни зги. Я шагал, то громко проклиная все на свете, то шепча молитвы, но поскольку не помогало ни то, ни другое, я запел. За все время, что я шел, на дороге не появилось ни одной машины. Вокруг в долине не мерцало ни одного огонька; также и селения высоко вверху почти не было видно.
Когда дорога пошла в гору, трамонтана задула со страшной силой. Пришлось перестать петь — я не мог пошевелить губами. Я шел с закрытыми глазами — меня несли сами ноги. Время от времени ветер ненадолго стихал, и это казалось настоящим счастьем: подносил ладони ко рту и дул на них изо всей мочи, хотя сил у меня оставалось все меньше. А потом трамонтана вновь начинала дуть с прежней яростью.
Так как я не мог явиться домой в четыре часа утра, то решил провести остаток ночи в старом, давно заброшенном каменном сарае у околицы. Встречать Новый год среди прелой соломы, конечно, удовольствие небольшое, но мне бы она показалась пуховым ложем!
Однако сарая больше не было. Уж теперь не помню, то ли у него обвалилась крыша, то ли он сгорел. Я стоял и глядел на остатки низких каменных стен. Потом побрел дальше. Когда я думал о том, в кого я превратился, меня разбирал смех. Неужели это я, у которого еще в начале августа карман был полон денег, кто имел два хороших костюма и обедал в приморских ресторанах Палермо? Наконец я отыскал подходящий, укрытый от ветра двор и свернулся в углу клубочком. Едва рассвело, я отправился домой. Под ногами то и дело попадались осколки — на Новый год, согласно обычаю, били тарелки.
