На приеме, просматривая мое дело, Л. Я. Елисеева сказала, что коммунист Дрягина имеет большое доверие общественности, является секретарем партийного бюро факультета, а у нас как раз не хватает партийных кадров, например, нужен комиссар авиаэскадрильи в полк ночных бомбардировщиков. Было тут же принято решение назначить меня на эту должность. Я не растерялась и сказала: «А комиссар должен летать!» М. Раскова засмеялась: «Ну что же, будешь летать!»
Меня включили в группу подготовки летчиков к ночным полетам, в «слепой» кабине и по маршруту. Затем прикрепили мне штурмана — Татьяну Сумарокову, то есть был создан полноценный экипаж. Вместе с другими летчиками полка я прошла шестимесячные ускоренные курсы усовершенствования летчиков при Энгельсской авиашколе в 1942 году. Включилась активно в жизнь полка, как летчица и как комиссар эскадрильи.
Ольга Голубева-Терес в своем письме от 21 марта 1981 года вспоминала:
«Дорогая Ира! Ирина Викторовна, мой дорогой комиссар!
Вот уже и 60! Что это? Юность старости? Да, конечно…
Кто придумал судить о возрасте
По числу промелькнувших лет?
Ну а если ты полон бодрости,
Если любишь ты целый свет?
Если мир твой рисован красками,
Где отсутствует серый цвет?
Если ты не скудеешь ласками
И мечтателен, как поэт?..
Если ты отвергаешь пошлое
И тебя не влечет покой,
Если с грустью не смотришь в прошлое, —
Значит, ты еще молодой!
Нет, не стоит судить о возрасте
По числу набежавших лет.
Если ты еще полон бодрости —
Значит, старости нет…
Ты всегда останешься в моей памяти душевным, добрым человеком.
Помнишь Энгельс? В 20 лет ты стала комиссаром эскадрильи, а мне казалась ты тогда взрослой, серьезной, разумной. Мне, пришедшей со школьной скамьи, поначалу досталось солоно: все, что было связано с теоретической подготовкой, давалось без труда, а вот привыкнуть к строгим армейским порядкам, к безропотному подчинению старшим, к регламентированной до последней минуты жизни — это давалось мучительно! И нотаций я наслушалась, и выговоров нахватала, и нарядов вне очереди наполучала…
Я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы судьба не свела меня с тобой, такой все понимающей, теплой и доброй.
Помнишь, как я признавалась тебе, что мне хочется летать, учиться, а вот подчиняться я не умею. Ты внимательно слушала, не перебивая, а потом спросила:
— Ты признаешь существование необходимости в жизни?
— Как не признавать, — уныло отвечала я, — когда каждый устав — выражение необходимости, и каждое наставление, и каждая инструкция. А их тут штук сто надо сдать.
