Напоив своё небольшое стадо, я отправился дальше.
Нужно было пересечь глубокое ущелье, затем пройти немного по склону Турьей горы. А там, за оврагом и речкой, — загон.
Если не считать, что у Белой скалы в темноте вспорхнула куропатка, испуганные ею овцы вдруг разбежались и мне пришлось потрудиться, собирая их, приключений больше не было, и мы благополучно добрались до загона.
Чабаны поздравили меня с тем, что я нашёл заблудившихся овец, и подарили красивую чабанскую ярлыгу.
— Отныне ты настоящий чабан, — сказал дядя Мухтар. — Умеешь носить бурку, папаху и ярлыгу, будем начислять тебе трудодни.
Дядя Мухтар, конечно, шутил, но мне было очень приятно.
Как я говорил, Карабаш недолюбливал Аслана. В присутствии чабанов, особенно дяди Мухтара, он и виду не показывал, что Аслан ему не по душе, но, оставшись один на один, они смотрели друг на друга злыми глазами, угрожающе скалились и урчали.
Наконец противники схватились.
Неподалёку от наших палаток по крутой скале вилась тропка, такая узкая, что разминуться на ней было невозможно. Одному обязательно надо было прижаться к стене, чтобы пропустить другого. На этой-то тропинке и встретились Карабаш и Аслан. Они шли навстречу друг другу и, когда оставалось метра четыре-пять, остановились. Посторониться означало унизиться и признать поражение без боя. Собачья гордость не позволяла им этого. Оба скалили зубы и угрожающе рычали: «Посторонись, не то разорву!» Хвосты, закрученные спиралью, лежали на спинах чуточку покачиваясь — это означало готовность к бою.
Я сидел на скале и наблюдал. Видно было, что они ненавидели и боялись друг друга. Так они простояли минут пять, а потом поднялись на задние лапы и бросились вперёд. Передними лапами они ухватились за шеи и стали грызть морды. Вдруг Карабаш сошёл с тропинки и полетел в обрыв к речке, увлекая за собой Аслана. Схватка продолжалась. Я побежал вниз. Карабаш крепко держался зубами за ухо Аслана, а тот изворачивался по-всякому, но высвободиться не мог. Глаза собак налились кровью. Они хрипели. Из пасти шла пена. Я совсем растерялся, стал звать чабанов на помощь. Прибежали Сунгур и Гасан. Они решили так, как обычно решают чабаны: не разнимать, пока не станет ясно, кто победитель. У меня сердце разрывалось, глядя на них, особенно на извивающегося, окровавленного Аслана.
Вот он увидел меня. И то ли от злости, что я не пришёл ему на помощь, то ли силы прибавилось от моей молчаливой поддержки, он рванулся, высвободил своё ухо и тут же схватил Карабаша за глотку и шмякнул о землю. Они покатились, превратившись в один сплошной клубок.
