Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй | страница 40



– И Чжо Дюэр в дом привел. Третьей женой сделал. Недавно серьезно заболела, никак не поправится.

– Ну, а если б нашлась по сердцу такая, скажем, как эта госпожа, могли бы без помех в дом привести, а?

– Родители у меня умерли. Я сам себе хозяин. Кто мне посмеет перечить?

– Я шучу, конечно, – заверила его старуха, – но такую разве быстро сыщешь?

– Так уж и не найти?! Просто не везет мне в женах. Никак по себе не подберу.

Симэнь и старая Ван обменялись еще несколькими фразами.

– Не успели распробовать, а кувшин уж опустел, – заметила хозяйка. – Еще бы винца не мешало. Простите, что надоедаю, сударь.

– Вот, возьми, мамаша, да купи побольше, а что останется, себе оставь.

Симэнь Цин протянул ей около четырех лянов. Старуха поблагодарила Симэня и посмотрела на красавицу Цзиньлянь. От трех чарок вина она воспылала страстью и непринужденно болтала с Симэнем. Они отлично понимали друг друга. Цзиньлянь опустила голову и уходить не собиралась.

Да,

Кто тайные ее желанья разгадает?
Придет весна – и алый персик расцветает.
О том же говорят и стихи:
Ничем не скроешь взора вожделенья,
Судьба свела любовников в тиши.
А сводня ублажает их томленье
И про себя считает барыши.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

БЛУДНИЦА НАСЛАЖДАЕТСЯ УКРАДКОЙ ОТ У ЧЖИ

РАССЕРЖЕННЫЙ ЮНЬГЭ ПОДЫМАЕТ ШУМ В ЧАЙНОЙ

Вино и женщины несут погибель странам,

Красавицы – мужьям несчастный дар.

Дацзи сгубила Чжоу – иньского тирана,[125]

А в царстве У – Си Ши.[126] разрушила алтарь[127]

В любви отрады и веселья ждешь –

Не забывай, что к гибели идешь!

Опутанный Цзиньлянь любовною игрою,

Симэнь оставил лань, погнавшись за сайгою.

Так вот, взяла старая Ван серебро и перед уходом обратилась к Цзиньлянь:

– Я пойду за вином, а тебя, дорогая, попрошу поухаживать за гостем. Тут еще немного осталось. Вам по чарочке хватит. Думаю на Восточную улицу сходить – там вино получше. Так что немного задержусь. Лицо старухи расплылось в улыбке.

– Не ходите, мамаша, – попросила Цзиньлянь, – и этого хватит.

– Ай, милая! Вы с господином не чужие, небось. Посидите, по чарочке пропустите – ничего тут особенного нет, – уговаривала Ван.

Цзиньлянь все еще упрашивала хозяйку, но сама не уходила. Старуха поплотнее прикрыла дверь, завязала скобку веревкой, а сама села у дороги и принялась сучить нитки, оставив любовников с глазу на глаз в запертой комнате.

Симэнь Цин очей не спускал с Пань Цзиньлянь. У нее чуть распустилась прическа, приоткрылась пышная грудь, на лице играл румянец. Симэнь наполнил чарку и поднес Цзиньлянь, потом притворился, будто ему душно, и скинул зеленый шелковый халат.