Шляться туда-сюда с чем-то, похожим на ребёночка — просто выжидательная позиция, пока кто-нибудь из района настучит на него за издевательство над ребёнком и преступную небрежность. Людей хлебом не корми — дай объявить кого-то непригодным родителем и сдать малыша в приёмный дом, — хотя секундочку, это уже по моему личному опыту.
Каждую ночь я возвращаюсь после долгого вечера задыханий до смерти — а тут Дэнни с очередным новым камнем. Кварцем, агатом или мрамором. Полевым шпатом, обсидианом или аргиллитом.
Каждую ночь я возвращаюсь после сотворения героев из никого, а в мойке течёт вода. А мне всё ещё приходится усаживаться и подводить дневные расчёты, подбивать итог по чекам, слать сегодняшние благодарственные письма. На моём стуле сидит камень. Мои бумаги и всё остальное, сложенное на обеденном столе, — сплошь завалено камнями.
Первым делом я предупреждал Дэнни — никаких камней в моей комнате. Пусть валит камни куда угодно ещё. Сваливает их по коридорам. Сваливает их по кладовкам. Теперь я уже говорю:
— В постель-то мне камней хоть не клади.
— Но ты же никогда с той стороны не спишь, — возражает Дэнни.
Говорю:
— Речь не о том. Никаких камней в мою постель — вот о чём речь.
Прихожу домой после пары часов групповой терапии с Нико, Лизой или Таней — а в микроволновке камни. И в сушилке для белья камни. В стиральной машине камни.
Иногда уже настаёт три или четыре утра, прежде чем Дэнни объявляется у дома, поливая из шланга новый камень; бывают ночи, когда камень настолько велик, что ему приходится вкатывать его внутрь. Потом он сваливает его на кучу других камней в ванной, в подвале, в комнате моей мамы.
У Дэнни это занятие на всё время — волочь свои камни домой.
В последний день Дэнни на работе, на его изгнании, Его Королевское Колониальное Губернаторство стоял у дверей таможни и зачитывал из маленькой кожаной книжечки. В его руках эта штучка почти пряталась, — но обтянута она была чёрной кожей, с обрамлёнными золотой краской страницами, и несколько ленточек свисало с корешка: чёрная, зелёная и красная.
— Аки дым рассевается, тако же и ты прогони их; аки же воск топится в пламени, — читал он. — Тако же пускай безбожье сгинет пред лицом Господа.
Дэнни склонился ко мне поближе и заметил:
— Та часть про воск и дым, — сказал Дэнни. — Кажись, это он про меня.
В час дня на городской площади Его Высочество Лорд Чарли, губернатор колонии, читал нам стоя, скривив рожу над своей книжечкой. Холодный ветер тянул по земле дым из каждой печи. Тут были доярки. Тут были башмачники. Здесь был кузнец. Все они, — их шмотки и волосы, дыхание и парики — источали аромат хэша. Аромат плана. Глаза у всех были красные и угашенные.
