— Я стал мертвее мертвого, Конан, — медленно начал он. — Три дня я был на Серых Равнинах. Был и вернулся. Я видел и познал запретное для смертных и, как видишь, я плачу свою цену. Сейчас я еще не совсем здесь, и только знания древних стигийских трактатов, переплетенных в человеческую кожу, что я видел у Тот Амона, удерживают меня на границе с таким уютным безумием. И я еще не знаю, куда я шагну…
Мтомба замолчал и заговорил снова не раньше чем через две терции. Все это время Конан
стоял, боясь шелохнуться, и напряженно ждал продолжения. Он вполне понимал, что вряд ли это все, что ему хотели сказать.
— На Серых Равнинах я нашел дух ведьмы. Мы говорили и сражались, сражались и говорили, говорили и сражались… — Шаман опять замолчал, на этот раз всего на четверть колокола.
— Я проиграл… Проклятие умрет лишь, когда все женщины моего племени станут Черными Молниями Мщения и, свершив его, умрут во славу Сожженной. Или когда кровь женщины с белыми волосами, что пришла с сыном Полуночи, прольется на месте казни…
Тут Конан возмутился:
— Да ты совсем спятил! Предлагаешь принести Дайну в жертву ненормальному духу? Не позволю! Лучше пусть все ваши девицы превращаются в пантер и сдохнут — других потом себе найдете.
— Киммериец, я знал, что ты вряд ли согласишься… — все тем же ровным голосом проговорил Мтомба. — Но все-таки подумай: одна жизнь или несколько сотен?
— Приди в себя, колдун! Что ты там бормочешь? Тебе сейчас нужен глоток доброго вина, а потом обязательно следует хорошенько поспать. Когда придешь в себя, поговорим. — И киммериец направился к выходу.
— Подумай, Конан. До завтрашней зари у тебя есть время…
— Подумаю… — буркнул варвар и вышел на свежий воздух.
Хотя шаман давал ему время до зари, Конан не спешил просыпаться. Его разбудил вождь за час до полудня. Спросонья киммериец долго не мог понять, чего от него хочет этот кушит. Оказывается, всего полколокола назад воины обнаружили очередную жертву проклятия, всего в тысяче шагов от деревни, и уже без головы. Причем голову найти так и не смогли. Люди шепчутся, что это работа Великого Охотника. Не мог бы Конан взять ее смерть на себя? Чтобы пресечь дурные разговоры…
— Ну и как, интересно, я это сделаю? — хмыкнул киммериец. — Головы-то у меня нет! А люди спросят: куда ты дел голову? Что мне на это отвечать? Съел? Или закопал на всякий случай? Нет, в этой авантюре не участвую.
Вождю пришлось уйти. Дайна по-прежнему сидела в углу. Казалось, что за последние два дня она даже с места не сдвинулась. Конан задумчиво покачал головой, но трогать девушку не стал. Если не выгорит его задумка, пусть лучше ничего не понимает, когда ее резать поведут. Другого выхода все равно не будет. И дело тут вовсе не в желании или нежелании самого варвара. Когда кушиты узнают, как можно снять проклятие, они и разрешения спрашивать не будут, а он не бог, чтобы в одиночку расправиться с целым племенем. Как сражаются чернокожие, он хорошо знал…
