в том, что они учителя? — сказал дон Хуан, не глядя на меня. — Я не учитель. Я всего лишь воин. Поэтому я понятия не имею, что чувствует учитель.
— Дон Хуан, может быть, я действительно напрасно раскрываю некоторые вещи?
— Неважно, что именно человек раскрывает или удерживает при себе, — ответил он. — Что бы мы ни делали и кем бы ни являлись — все это основывается на нашей личной силе. Если ее достаточно, то всего одно сказанное нам слово может изменить нашу жизнь. А если ее мало, то пусть даже будут раскрыты все сокровища мудрости — это ничего нам не даст.
Он понизил голос, словно собираясь поведать мне нечто сокровенное.
— Сейчас я произнесу, пожалуй, самое великое знание, которое только можно выразить в словах, — сказал он. — Посмотрим, что ты сможешь с ним сделать. Знаешь ли ты, что в это мгновение ты окружен вечностью? И что этой вечностью ты можешь воспользоваться, если пожелаешь?
Он выжидающе посмотрел на меня, едва заметными движениями глаз подталкивая к ответу. После длинной паузы я сказал, что не понимаю, о чем идет речь.
— Вон там! Вечность — там! — произнес он, указывая на горизонт. — Или там, — сказал он затем, указав прямо вверх. — А можно сказать, что вечность похожа не это. — И он раскинул руки в стороны, указывая на запад и восток.
Мы посмотрели друг на друга. В его глазах был вопрос.
— Что ты на это скажешь? — требовательно спросил дон Хуан.
Я не знал, что ответить.
— Знаешь ли ты, что можешь навечно расширить себя в любом из указанных мною направлений? — продолжал он. — Знаешь ли ты, что одно мгновение может быть вечностью? Это не загадка; это факт, но только если ты оседлаешь это мгновение и используешь его, чтобы унести с собой свою целостность навсегда и в любом направлении.
Он смотрел на меня.
— У тебя раньше не было этого знания, — сказал он, улыбнувшись. — Теперь я открыл его тебе, но это ничего не меняет. Потому что у тебя не достаточно личной силы для того, что бы ты мог воспользоваться моим откровением. Если бы у тебя было достаточно личной силы, то одних моих слов тебе было бы достаточно для того, чтобы собрать свою целостность и вывести критическую часть ее за границы, в которых она содержится.
Он подошел ко мне и постучал костяшками пальцев по моей груди.
— Вот границы, о которых я говорю, — сказал он. — Можно выйти за них. Мы — это чувство, осознание, заключенное здесь.
Он хлопнул меня по плечам обеими руками, да так, что мои блокнот и карандаш полетели на землю. Дон Хуан наступил на блокнот и, смеясь, смотрел на меня.
