— Но это противоестественно! — воскликнул я.
Я чувствовал в груди нарастающую тревогу. Я был так возбужден, что уронил свой блокнот, и мой карандаш куда-то закатился. Дон Хуан и дон Хенаро буквально нырнули на землю и начали разыгрывать его поиски. Я никогда не видел более поразительного представления театрального фокусника с ассистентом. Разве что здесь не было сцены или декораций, и, скорее всего, исполнители не применяли при этом ловкость рук.
Хенаро, главный фокусник, и его ассистент дон Хуан за несколько минут собрали поразительную коллекцию самых невероятных предметов, которые они находили под или за, или над любым объектом, находившимся на веранде.
В стиле эстрадной магии ассистент раскладывал предметы прямо на земляном полу: камни, мешки, куски дерева, ящик из под молока и мой пиджак. Затем фокусник дон Хенаро приступал к обследованию предмета, который он выбрасывал, как только убеждался, что это не мой карандаш. Коллекция найденных предметов включала одежду, парики, очки, игрушку, поварешки, шестерни, мешки, женское нижнее белье, человеческие зубы, сандвичи и предметы религиозного культа. Один из найденных предметов был совершенно отвратителен. Это был кусок высохшего дерьма, который дон Хуан извлек из-под моего пиджака. Наконец, дон Хенаро нашел мой карандаш и вручил его мне после того, как обтер с него пыль полой своей рубашки. Они отметили свою клоунаду криками и смехом. Я оказался зрителем, который никак не мог присоединиться к их веселью.
— Не принимай все так серьезно, Карлитос, — сказал дон Хенаро с оттенком участия. — Иначе ты сделаешь…
Он сделал смешной жест, который мог означать что угодно. После того, как их смех утих, я спросил у дона Хенаро, что делает дубль, или что маг делает со своим дублем. Ответил дон Хуан. Он сказал, что у дубля есть сила, и ее можно использовать для задач, которые были бы невообразимы в обычных условиях.
— Я уже неоднократно говорил тебе, что мир неизмерим, — сказал он мне. — Как мы, так и каждое существо, которое есть в этом мире. Поэтому невозможно постичь дубля разумом, однако тебе было позволено быть его свидетелем, и этого должно быть более чем достаточно.
— Но должен же быть хоть какой-нибудь способ говорить о нем? — спросил я.
— Ты сам говорил мне, что ты объяснял свой разговор с оленем, чтобы иметь возможность говорить со мной. Не можешь ли ты сделать то же самое с дублем?
Он молчал. Я упрашивал. Нетерпение, которое я испытывал, было ни с чем не сравнимо.
