Планкет поглядывал на секундомер.
Минута сорок.
Радостный собачий лай звучал все отчетливее, но топота детских ног по-прежнему не было слышно. Две минуты. Не успеет...
Горькие мысли накатили на Планкета. Вот оно, воспитание в этот суперпросвещенный век! Для того чтобы его шестилетний сын сумел выжить, отец вынужден прежде всего научить его быстро бегать. Именно с этой целью Планкет приобрел самый лучший секундомер, какой только мог себе позволить, — воспользовался, так сказать, последними научными достижениями...
Две с половиной минуты. Растик лаял где-то уже совсем рядом. Ну наконец-то! Топ-топ-топ... А ведь смог бы, стоило только захотеть.
— Поторопись, Саул, — прошептала мать. — У тебя получится.
Планкет снова взглянул на неумолимо бегущую стрелку, потом на сына — штанишки малыша насквозь промокли от пота.
— Опять дышит не так, как я учил, — проворчал он. — Потому и сил не хватает.
Уже на полпути к дому Саул споткнулся и растянулся во весь рост.
— Не считается, Элиот. Он оступился, — попыталась оправдать сына Анна.
— Вижу, что оступился. А глаза на что?
— Вставай, Саулюшка, — подбодрил Херби, старший брат. Он стоял с Жозефиной Давкинс у сарая, рядом с полным ведром яиц. — Давай беги скорее, у тебя получится!
Малыш поднялся и, всхлипывая, снова устремился вперед. Добежав до ступенек, спускающихся в погреб, буквально нырнул вниз.
Планкет нажал на кнопку. Три минуты тридцать секунд. Он показал часы жене.
— Тридцать секунд.
Анна нахмурилась.
Малыш, задыхаясь, карабкался вверх по ступенькам, виновато косясь на отца.
— Подойди сюда, Саул. Посмотри на часы. Ну? Что ты видишь?
Мальчик внимательно вгляделся в циферблат; его щеки затряслись, слезы стыда заструились по лицу.
— Больше трех минут, папа?
— Да, Саул, больше трех минут. И прекрати реветь — ничего уже не исправишь. Лучше скажи-ка мне: что случится, когда ты доберешься до дверей?
— Они будут заперты, — прорвался сквозь прерывистые всхлипывания тоненький голосок.
— Вот именно. Двери будут заперты. И ты окажешься снаружи. Так... и что потом с тобой будет? Перестань плакать, отвечай!
— Затем, когда упадут бомбы, я... я не смогу спрятаться и сгорю, как спичечная головка. И... и... от меня останется только мокрое место на земле в форме моей тени. А... а...
— А радиоактивная пыль... — безжалостно подсказывал отец.
— Элиот, — Анна, не выдержав, всплакнула вслед за сыном, — я не...
— Анна, пожалуйста, не надо! Ну, продолжай! А радиоактивная пыль...
