Но события, последовавшие непосредственно за казнью заговорщиков в Риме, как это обычно и бывает, едва ли могли сразу подтвердить только что изложенные выводы. Ситуация прояснялась постепенно и, конечно, далеко не для всех.
10 декабря 63 г. вступили в должность вновь избранные трибуны. Среди них был и Кв. Цецилий Метелл Непот — представитель некогда могущественной, а ныне в значительной степени деградировавшей «династии» Метеллов. Он прибыл в Рим еще летом 63 г. непосредственно из армии Помпея, легатом которого состоял. Кроме того, — и это обстоятельство, как нам уже известно, имело не меньшее значение в условиях политической жизни того времени — он был шурином Помпея, поскольку тот был женат на его сестре. Задача Метелла заключалась в соответствующей подготовке общественного мнения накануне возвращения Помпея с Востока, т. е. в своеобразной «расчистке» ему дороги. Однако эта акция, нехитрый смысл которой был слишком очевиден, сразу же вызвала ответные меры сенатских кругов, и одновременно с Метеллом народным трибуном был избран Катон, давно уже известный как непримиримый ревнитель конституционных традиций, сугубо «принципиальный» человек, который на самом деле, как многие так называемые принципиальные люди, мог проявить и здравый смысл, и объективность, и даже определенное мужество, пока речь шла о том, что его лично никак не касалось.
Метелл Непот с первых же дней своего вступления в должность начал активную кампанию против Цицерона. Для последнего это не было неожиданностью: еще и до 10 декабря Метелл позволял себе резкие выпады против консула, а все попытки Цицерона найти путь к примирению с враждебным ему трибуном, используя для этого весьма тривиальный, но зато почти всегда эффективный способ — действовать через женщин, не дали на сей раз ожидаемых результатов. Поэтому после 10 декабря Метелл Непот и его коллега, бывший катилинарий Л. Кальпурний Бестия, стали открыто обвинять Цицерона в незаконной казни римских граждан, а когда последний по окончании срока своих полномочий, накануне январских календ, пожелал обратиться с речью к народу, ему было в этом отказано и позволено произнести лишь обычную в этих случаях клятву, что он за время своей магистратуры не нарушал законов.
Но Цицерона такие вещи мало смущали — со свойственной ему изворотливостью в подобных делах он фактически обошел запрет и превратил произнесение клятвы в речь, в которой восхвалял свои действия по подавлению заговора и сумел добиться одобрения со стороны собравшегося народа.
