Послы заявили, что им необходим трехдневный срок для ответа, и просили Цезаря приостановить на это время продвижение его армии. Цезарь же, находя эту просьбу лишь уловкой, рассчитанной на то, чтобы германцы могли дождаться возвращения своей конницы, отправленной за провиантом, продолжал свой марш и подошел к германскому лагерю на расстояние около 30 тысяч шагов (18 километров). Тогда снова явились германские послы с теми же самыми просьбами. Цезарь на сей раз обещал продвинуться лишь на небольшое расстояние, чтобы найти воду, и якобы приказал своей коннице, которая шла в авангарде, не вступать в бой с неприятелем.
Тем не менее в тот же день произошло кавалерийское сражение благодаря внезапному и коварному, по словам Цезаря, нападению неприятельской конницы. Германский отряд, в котором было всего около 800 всадников, напал на 5 тысяч галльских всадников из армии Цезаря и обратил их в позорное бегство. Поэтому когда на следующий день в римский лагерь явилось большое посольство, в составе которого было много германских князей и старейшин, принося извинения за вчерашний инцидент и снова заверяя в своем стремлении к миру, то «обрадованный их приходу Цезарь велел, вместо ответа, схватить их и тотчас же двинулся с войском вперед, приказав проявившей трусость коннице идти в арьергарде».
Нападение римской армии было для германцев совершенно неожиданным. Они не смогли оказать организованного сопротивления и обратились в беспорядочное бегство, во время которого многие были зарублены, многие потонули при попытках переправиться вплавь через реку. По утверждению Цезаря, общее количество германцев в лагере (очевидно, включая женщин и детей) достигало 430 тысяч человек, Победа была полной, но реакция на нее в Риме оказалась далеко не единодушной. По всей вероятности, Цезарь действовал слишком беззастенчиво и слишком явно нарушил традиционные «правила войны», что было недопустимо для чести римского оружия, даже если речь шла о военных действиях против варваров. Во всяком случае нам известно о намерении сената направить в Галлию специальную комиссию для расследования дела, «а некоторые, — по выражению Светония, — прямо предлагали выдать его неприятелю». Плутарх излагает весь эпизод более подробно и уточняет довольно неопределенный оборот речи Светония. Он говорит о том, что выдачи Цезаря варварам за совершенное им клятвопреступление (очевидно, за «противозаконный» захват послов) требовал прежде всего Катон. Конечно, дело пытались раздуть политические противники Цезаря, но все же характер этого эпизода в целом был по всем признакам таков, что он давал для подобной возможности вполне приемлемый и достаточный предлог. Цезарь, по всей вероятности, принял через своих сторонников необходимые контрмеры — насколько нам известно, никакой сенатской комиссии не было создано и дальше словесных заявлений дело не пошло.
