Похищение Елены | страница 14
— Не кто?
— Не тот, на кого намекал этот твой болтун Ирак, — выпалил Трисей.
— Нет, я — это не он, — не понял Иван, о чем идет речь, но на всякий случай твердо решил отмежеваться от чего бы то ни было, способного подмочить его новую героическую репутацию.
— Ну, тогда ладно. А твоего друга, с которым ты сюда прибыл, мы попробуем найти, после того, как в Иолк вернемся.
— Думаешь, он там? — с сомнением проговорил Иванушка.
— Может, там. А если нет — то мы обратимся к оракулу Ванады, принесем ей за него достойные жертвы, и, если снизойдет, богиня подскажет, где твоего Ликандра отыскать.
— Почему Ликандра?
— Но ты же сам сказал, что его прозвание — Волк. На нашем языке — Лик. Получается — человек-волк. Ликандр. Нормальное имя, которое, по крайней мере, без затруднений сможет выговорить даже ребенок. Не то, что это его иностранное. И кто только вам такие имена придумывает… Не встречал еще ни одного чужестранца с нормальным стеллийским именем…
Царевич хотел прокомментировать эту сентенцию, приведя примеры из своей недолгой, но богатой практики загранпоездок, но вовремя воздержался, а вместо этого попросил:
— Только можно побыстрее к этому оракулу сходить, когда приедем, a? Мы просто торопимся очень…
— Обязательно, — пообещал Трисей, и дружески похлопал Ивана по плечу. — Я сам выберу самого лучшего быка, которого ты предложишь Ванаде в жертву. А сейчас давай спать. Вон, все уже храпят — заливаются.
— Не все, — прислушался Иванушка.
Среди всеобщего торжества Опиума — бога сна и сновидений Стеллы — то и дело раздавались тихие не то поскуливания, не то повизгивания.
— Ты это о чем? — тоже прислушался Трисей. — А, об этом… Это этот стиляга Геноцид. Страдает. Хорошо я ему сегодня вломил. Не обращай внимания, Ион. Пошли спать.
— Но ему же больно!
— Ну, и что? Поболит, и перестанет. Ничего ведь не сломано… К сожалению. Через недельку как новенький будет. Нужен он тебе…
Но Иван его уже не слушал. Он пробирался между распластанными телами спящих, вслушиваясь и вглядываясь, и скоро нашел.
— Тебе очень больно? — склонился он над Геноцидом.
Тот сразу перестал стонать.
— Тебе-то что?
— Подожди, я тебе помогу.
— Как это ты мне поможешь? Ты что, чародей, что ли?
— Нет… Но я попробую… — и он осторожно положил на голову иолкца руки — сверху ту, что с кольцом — и попытался сосредоточиться, как учил их старый Ханс.
— Если ты чародей, то должен говорить волшебные целительные слова, — не унимался Геноцид. — Потому, что без волшебных целительных слов лечат только безродные проходимцы и шарлатаны. А ты и сам по себе-то совсем на чародея не похож, так, может, на лекаришку какого-нибудь, которого в приличном обществе и к лошади не подпустят, если лошадь чистых кровей, как, например, в конюшне моего отца, а их там знаешь, сколько? Несколько десятков! Вот понаехали тут всякие, ни снадобий, ни зелий, ни волшебных целительных слов не знают — полная темнота и отсталость, а туда же лезут…