Она прекраснодушно мечтала, как будет работать, чтобы он, как она считала, великий мастер, не мучился на службе. И приговаривала: “Я могу шитьем прокормить обоих. А ты будешь художник”. Но и на такое ее мурлыканье реакцией был взрыв раздражения: “Осчастливила! Художники живут лет на десять меньше нормальных людей. Бедные ли, богатые, — раз и скопытился. Эмоции дорого стоят. Ты подойди статистически: и до полувека не доживают. Репин потому дотянул до восьмидесяти лет, что в Финляндии скрылся, а то бы она и его сожрала, Россия, как Васильева, и Левитана, и Крамского. При этом у него, заметь, отказала правая рука — так вот продлил жизнь на тридцать лет. Это хроническое, это не связано ни с революцией, ни с войной, это национальная хворь”.
Она требовала, чтоб они менялись одеждой, и ей в его вытертой до прозрачности шерстяной фуфайке было теплее, чем в собственном толстом свитере, который она напяливала на своего возлюбленного. Так преодолевались материалистические законы природы, и вещи, ей верилось, источали сверхестественную теплоту. Словосочетание “эманация радия”, которое она узнала из лекций, она переделала в понятие “эманация любви”, когда уверяла, что только в его обносках ей тепло. И, узкоплечая, носила эти тряпки, туго засупонивая полы его выцветшей ковбойки.
Однажды они рассматривали старинные вещи в комиссионном на Арбате, и ему понравился деревянный Будда, полулежащий с выражением высшего довольства и стоивший недорого, пятьдесят рублей, из-за трещин в основании сандалового ложа. Она решила подарить ему эту фигуру и проговорилась, утопически пообещав: “Когда я получу гонорар”. Но гонорара в обозримое время не предвиделось, и в подарок ему ко дню рождения она купила за два рубля темную керамическую кружку с выпуклыми кляксами орнамента. И когда в первый раз налили в нее кипятку, кружка запела, потому что медленно стала растрескиваться полива на внутренних стенках. Уцелел от перегрева только верхний край, перламутрово-серый ободок, там, где должны были губы драгоценного ее ворчуна касаться чаши. И в эти секунды неожиданной музыки она подумала внезапно, что ничего ей не надо, только бы не отняли того, что есть.
Он не умел принимать подарки, всякое проявление внимания к его особе коробило и даже устрашало. Первым побуждением при этом было отвергнуть и убежать, только бы не раскиснуть от благодарности и не выйти из состояния отдельности.
Старое здание института с высокими колоннами в вестибюле и новый многоэтажный корпус соединялись остекленным переходом-коридором, расположенным в уровне четвертого этажа. Там назначали встречи и вели треп о перспективах перемещения в должностях. Однажды какой-то изнывающий от бездеятельности инженер, простояв у прозрачной стены полчаса, разглядел у дальнего забора, по верху которого шла, как водится, колючая проволока, два странных одинаковых предмета. Кто-то из ребят поглазастей определил, что это человеческие ноги, зацепившиеся носками сапог за край ограды. Сообщили в охрану, и затем обнаружилось, что несчастный висит вниз головой, втиснутый в щель между гаражом и кирпичной кладкой. Внутренний двор со складскими помещениями, где нашли мертвеца, не просматривался из соседних домов, так что неизвестно было, сколько времени находился здесь, среди невывезенного железного лома, труп молодого солдата. Тело так закоченело, что вытащить его не смогли, и ржавые стенки гаража резали ацетиленовой горелкой.
